Белинский (крепко пожимает руку Лермонтова). Прощайте, дорогой мой. Берегите себя. Вы нужны России. Как часто наш народ сиротел, как часто терял драгоценные жизни. А то я знаю эту гусарскую повадку – бросаться на Кавказ, в бой, как в некую кровавую распашку.

Лермонтов. О нет, у меня слишком много замыслов, чтобы думать о случайной пуле. Боюсь только, что мне не дадут жить.

Белинский. Не смейтесь надо мной, но у меня это чисто отеческая просьба к вам – беречь себя.

Лермонтов (улыбается). Недавно просили меня об этом по-сестрински, а нынче вы просите по-отцовски. Значит, все же я не совсем сирота. (Смеется.) Прощайте, как жаль, что до сих пор мы были далеки друг от друга.

Лермонтов провожает Белинского до двери. Остается один, что-то думает, глядя на огонь свечи. Слышны заунывные крики часовых «слуша-ай!». Лермонтов берет уголь и пишет на стене. Гремит дверь – входит комендант.

Комендант. Сколько раз я просил вас, поручик Лермонтов, не марать стен стихами. (Читает только что написанные стихи.) «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ». Да еще такими непозволительными… Вы что это, поручик! Ей-богу, ума не приложу, что с вами делать?!

Лермонтов. Если вы не дадите мне бумаги, я испишу вам не только стены, но и потолок.

Комендант. Уж скорей бы вас выпустили. Дебошир, убей меня бог, дебошир. (Кричит.) Евстигнеев, принеси его благородию старые приказы из канцелярии! (Показывает на стены.) Приказы на обороте чистые. Спишите все на бумагу, тогда я пришлю унтера, – он все это сотрет. А то и вправду жаль. Стихи, говорят, у вас превосходные.

Лермонтов, глядя на коменданта, по-детски хохочет.

Занавес

Салон Карамзиных. За окнами – Летний сад в туманной весенней зелени. Сумерки. Блещущая закатом Нева.

За круглым чайным столом непринужденное и веселое общество. Софья Карамзина, Мусина-Пушкина, Вяземский, Александр Тургенев и Лермонтов. Екатерина Карамзина разливает чай.

Вяземский. Самое интересное зрелище, какое мне привелось видеть в жизни, – это обед у Жуковского, когда Крылов ел поросенка и от удовольствия мог только шевелить пальцами. Потом его отвели в кабинет, и он проспал на диване до утра. Проснувшись, рассказывал, что снилось ему, будто государь Николай Павлович стоит у стола, трет хрен с сахаром и плачет крупными слезами.

Все смеются, кроме Лермонтова и Мусиной-Пушкиной. Мусина-Пушкина только слабо улыбается. Лермонтов гладит мохнатого пса и незаметно дает ему тартинку. Мусина-Пушкина грозит Лермонтову пальцем.

Екатерина Карамзина. Страшен сон, да милостив бог.

Тургенев. А вы слышали новость, господа? На Булгарина в Нарве напали разбойники. Окунули его с головой в реку, и в кармане у него раскис очередной пасквиль на русскую литературу.

Снова все смеются, кроме Лермонтова. Мусина-Пушкина тревожно взглядывает на него. Лермонтов сидит сгорбившись, смотрит за окно, где в густых сумерках пылает странным желтоватым огнем зелень Летнего сада.

Софья Карамзина (Вяземскому, тихо). Ничем не удается развеселить его.

Вяземский (вполголоса.) Вы видите, София Николаевна, мы уж с Тургеневым стараемся вовсю, как два старых рысака, но ничто не помогает.

Тургенев. А Мятлев будет сегодня?

Екатерина Карамзина. Обещался прийти.

Тургенев. Вы знаете, какую дерзкую штуку он на днях отколол на обеде у графини Щербатовой? Он сидел с молоденькой маркизой Траверсе. Маркизу преследовал поклонник, адъютант наследника, – он поднес ей огромный букет. Маркиза имела неосторожность пожаловаться Мятлеву на назойливость поклонника. Что же делает Мятлев? Он требует у лакея блюдо, берет букет, крошит ножом цветы и листья на мельчайшие кусочки, поливает маслом, солит, перчит и приказывает лакею отнести этот салат из цветов поклоннику в качестве угощения, присланного маркизой.

Софья Карамзина. Сразу узнаю Ишку Мятлева!

Лермонтов (гладит пса и говорит, не улыбаясь, думая о чем-то другом). Да, это очень забавно. (После недолгого молчания.) Софи, вы знаете, что сегодня я уеду на Кавказ прямо отсюда? Я распорядился, чтобы лошадей подали к вашему крыльцу.

Софья Карамзина. Это по-дружески, Мишель.

Слуга (в дверях). Наталия Николаевна Пушкина!

Мужчины встают. Екатерина и Софья Карамзины торопливо идут к дверям. Входит Наталия Пушкина.

Екатерина Карамзина. Какая редкая гостья!

Пушкина. У меня столько забот с детьми, что я с трудом освобождаю для себя только два вечера в неделю.

Здоровается со всеми. Все с ней очень почтительны. Лермонтов последним целует у нее руку.

(Лермонтову.) Я слышала, что вас снова усылают на Кавказ?