И Гитлер, и Черчилль обладали способностью во время войны вызывать у народа сильные националистические чувства. Так же как у Шарля де Голля была «определенная идея в отношении Франции», так и у Черчилля имелась определенная идея о том, что собой представляет и какой может стать Англия, и, исходя из его представлений об английской истории (зачастую чрезмерно романтизированных), картина была достаточно героической. Гитлер не обладал подобным интуитивным пониманием подлинного характера немецкого народа и присущих ему национальных особенностей. Он мог играть на его боли и раздражении, но это была единственная мелодия в его репертуаре, тогда как Черчилль умел прислушиваться к веяниям времени и соответствующим образом подстраиваться под них.

Что бы Черчилль ни говорил про Трафальгар, Наполеона и Нельсона, Гитлеру было еще очень далеко до своего Ватерлоо, что и вынужден был признать Черчилль в июле 1940 г., когда заявил, что верит в то, что к 1942 г. «война перестанет быть оборонительной». Его прогноз оказался верным – в конце 1942 г. союзникам удалось добиться первых крупных успехов в войне, одержав победу в сражениях под Эль-Аламейном и Сталинградом, – но он все еще не в силах был предложить реальный повод для оптимизма. Он призывал к слепой вере, и благодаря его лидерским качествам, ораторскому таланту и отсутствию хоть какой-нибудь достойной альтернативы у него все получилось.

Гитлер тоже поощрял веру в то, что борьба, которую вела Германия, являлась продолжением славных побед прошлого. Себя он выдавал за духовного наследника великих германских героев, прямого преемника таких гигантов, как император Барбаросса, Отто фон Бисмарк, в честь которого был назван один из самых известных немецких военных кораблей, и Фридриха Великого, о чьих подвигах ему читал Геббельс в апреле 1945 г., когда бойцы Красной Армии уже стояли на пороге Рейхсканцелярии.

И Гитлер, и Черчилль требовали от народа своих стран проявления величайшего самопожертвования, – абсолютно парадоксальная форма лидерства. Во всех руководствах и книгах, написанных гуру менеджмента, нас учат, что «основная задача лидера заключается в том, чтобы вызывать в своих последователях добрые чувства. Это случается, когда лидер создает резонанс – источник положительных эмоций, которые высвобождают доброе в людях» [61] . Невзирая на содержащийся в последнем высказывании циничный расчет, факт остается фактом – жертвуя, люди могут ощущать прилив бодрости, это может пробуждать в них все самое хорошее – по крайней мере, в военное время. Чтобы добиться популярности, политикам необязательно всегда демонстрировать непоколебимый оптимизм. За ужином, состоявшимся 15 декабря 1940 г., во время ночных бомбежек Лондона, один из заместителей Черчилля Ричард Лоу проиллюстрировал справедливость этой истины, когда, обращаясь к личному секретарю Черчилля, сказал: «Секрет силы Гитлера кроется в призыве к самопожертвованию. Премьер-министр понял это, и его речи в этом отношении блестящи, а [министр труда Эрнест] Бевин полагал, что он мог бы поддержать в людях надежду, пообещав им повышение зарплаты и наступление лучших времен. И он ошибся» [62] .

Единственное, что Черчилль не просил британский народ принести в жертву, это надежда. До вступления России и Америки во Вторую мировую войну в 1941 г. невозможно было предсказать, как именно удастся победить Гитлера – даже Черчилль не мог знать этого наверняка, но его радиообращения, тем не менее, не оставляли ни малейшего сомнения в том, что когда-нибудь это непременно произойдет:

Движущей силой харизматичного лидерства Гитлера являлось стремление к власти. Черчилль же доказал, что для того чтобы вдохновлять других, лидеру не нужны ни харизма, ни диктаторские полномочия. После встречи с Гитлером людям казалось, что он, фюрер, способен добиться чего угодно. А повстречавшись с Черчиллем, они чувствовали, что им самим по плечу любые свершения. Подлинное вдохновение побеждает искусственно созданную харизму.

Одним из лидерских приемов, доказавших свою высокую эффективность, являлось поощрение так называемой «работы на фюрера», или, иными словами, выполнение действий, которые, как полагали, могли доставить ему удовольствие, даже если он не давал прямых указаний. Наиболее наглядным образом это проявлялось в нацистской Германии в ходе войны с евреями. Вслед за смещением Герингом Шахта начали предприниматься все более радикальные шаги по изгнанию евреев из всех сфер германской экономики. К апрелю 1938 г. более 60 % компаний, принадлежавших евреям, были ликвидированы или «ариизированы». В течение 1938 г., после аншлюса Австрии, по всему рейху набирали силу антиеврейские настроения. Гитлер понимал, что для поддержания авторитета на международной арене очень важно, чтобы его имя напрямую не было связано с антиеврейской кампанией. Например, в прессе не допускались дискуссии на тему «еврейского вопроса», когда он в 1938 г. посещал различные части Германии.

На следующий день после покушения на убийство Эрнста фом Рата, третьего секретаря посольства Германии в Париже, польским евреем Гершелем Гриншпаном, руководителями партийных ячеек на местах были организованы антиеврейские демонстрации и погромы по всей Германии. Вечером 9 ноября 1938 г. лидеры нацистской партии собрались в Старой ратуше в Мюнхене, чтобы отпраздновать пятнадцатую годовщину Пивного путча. К тому времени, когда начался прием, фом Рат умер от полученных ран. Геббельс написал в своем дневнике: «Я изложил суть дела фюреру. Он решил: пусть демонстрации продолжаются. Полиция не должна вмешиваться. Евреям пора наконец почувствовать гнев народа».

Геббельс ухватился за возможность поправить свои взаимоотношения с фюрером, которые серьезно пострадали из-за семейных проблем, вызванных его отношениями с чешской киноактрисой Лидой Бааровой. Это был его шанс вернуть утраченное расположение, «поработав на Гитлера» в столь важном деле. После того как Гитлер покинул Старую ратушу, Геббельс произнес пламенную речь, в которой предлагал партии возглавить организацию и проведение «демонстраций» против евреев по всей стране. Партийные лидеры тотчас дали соответствующее поручение своим подчиненным на местах, и активисты и штурмовики бросились уничтожать синагоги, жизни и имущество евреев.