Конечно, это влекло за собой опасную склонность к чрезмерному упрощению ситуации, как это произошло во время выступления в Палате общин 2 августа 1944 г.: «Русские солдаты стоят у ворот Варшавы. Они принесли освобождение народу Польши. Они предлагают полякам свободу, суверенитет и независимость». Красная Армия действительно стояла у ворот Варшавы, но цинично ждала, когда войска вермахта подавят вспыхнувшее в городе восстание; войдя в город, русские не предложили Польше свободу или суверенитет, не говоря уже о независимости. Стремление Черчилля разгромить Гитлера позволяло ему идти на компромисс даже в том вопросе, из-за которого Британия вступила в войну.

Если Черчилль презирал Гитлера лично и на словах, это не значило, что он недооценивает его с политической точки зрения. 5 января 1944 г., за ужином на вилле отеля «Мамуния», он провел голосование по вопросу о том, будет ли Гитлер находиться у власти в Германии 3 сентября того же года, в пятую годовщину начала войны. Семь человек из сидевших за столом, включая врача Черчилля, лорда Морана, и президента Чехии Эдварда Бенеша, проголосовали «против». Четверо проголосовали «за», в том числе лорд Бивербрук, Колвилл и сам премьер-министр.

Когда пришло сообщение о смерти Гитлера, Черчилль педантично заметил, что этого следовало ожидать от человека, ставившего личную смелость превыше всего. За ужином, во вторник, 1 мая 1945 г., Колвилл показал присутствующим копию объявления немецкого радио, в котором утверждалось, что «Гитлер был убит сегодня на своем рабочем месте в рейхсканцелярии в Берлине… до последнего вздоха сражаясь против большевизма». Черчилль так прокомментировал услышанное: «Что ж, должен сказать, это было очень правильно с его стороны, умереть таким образом», на что Бивербрук ответил, что это всего-навсего нацистская пропаганда и, разумеется, все было не так. [97] Хотя Бивербрук был прав, замечание, сделанное Черчиллем, свидетельствовало о его невероятном великодушии по отношению к врагу в таком деле и в такой час. Оказалось, что нацисты намеренно пустили объявление в эфир с опозданием, чтобы сообщение о смерти фюрера прозвучало именно в праздник Первомая, в важный день в немецком календаре.

Через семь лет, в мае 1952 г., все в том же Чекерсе и снова в должности премьер-министра, Черчилль прогуливался вдоль холма над домом, минуя группки собравшихся на пикник, в компании подшучивавшего над ним Монтгомери. Как премьер-министр определяет великого человека, спрашивал фельдмаршал (явно напрашиваясь на комплимент): «Был Гитлер великим?». «Нет, – отвечал Черчилль, – он совершил слишком много ошибок». Они продолжили дискуссию о том, кого можно было бы назвать великим, и Черчилль полностью одобрил кандидатуру Иисуса Христа, поскольку, помимо всего прочего, «Нагорная проповедь была последним словом в учении о морали». По мнению Черчилля, таким образом, именно ошибки Гитлера, нежели жившее в нем зло, не позволяли ему удостоиться чести называться великим. Он, конечно, включил Гитлера в число своих «Великих современников» в 1937 г., но это было до того, как тот начал совершать ошибки, за которые Черчилль начал его презирать. Черчилль тоже совершал ошибки, но, как всякий великий лидер – но не как Гитлер – учился на них.

Черчилль, несомненно, многому научился на неудачном опыте Норвежской операции. Одним из первых шагов в качестве премьер-министра стало распоряжение лично держать его в курсе всех последних и важных данных, поступающих от разведки. Не довольствуясь чтением сводок и отчетов, он хотел лично просматривать свежие расшифровки наиболее важных сообщений. Почти ежедневно «С», глава Секретной разведывательной службы, посылал в резиденцию премьер-министра ящик с наиболее важными материалами. Сбору этих данных во многом способствовало проведение операции «Ультра», и не в последнюю очередь успехи польских специалистов по взламыванию шифров, сумевших дешифровать «Энигму», и специалистов из Блетчли-Парк, взламывавших немецкие шифровальные коды.

Прекрасной иллюстрацией способности Черчилля сохранять здравый смысл и стараться применять нетрадиционный подход может служить его любовь к спец операциям. В борьбе с нацизмом для премьер-министра хороши были любые идеи. Черчилль всегда питал особое пристрастие к «потешным» операциям, как он их называл, всю жизнь ему будоражили кровь тайные агенты и секретные коды, слежка и конспирация. Ведение военных действий с применением необычных методов и средств великолепно вписывалось в выработанную им общую военную стратегию, заключавшуюся в том, что прямое военное противоборство на территории континентальной Европы будет стоить больше жизней и ресурсов, чем если борьба будет вестись окольными путями.

Такова была подоплека Галлипольской операции в Первую мировую войну, и она же лежала в основе Итальянской и планируемой Балканской кампаний в так называемом «мягком подбрюшье Европы» во Вторую мировую. В период между двумя войнами Черчилль был убежденным сторонником теории о том, что деньги, потраченные на сбор и сопоставление разведданных, почти никогда не бывают потрачены впустую. В 1909 г. он сыграл решающую роль в создании MI5, а пять лет спустя, накануне Первой мировой войны, способствовал созданию особого подразделения Адмиралтейства, являвшегося ведущим криптографическим органом Великобритании и получившего название Комната 40.

Всю жизнь – служа младшим офицером, писавшим донесения в Министерство иностранных дел, в Индии в 1890-х гг., освещая в качестве военного корреспондента события на Кубе, принимая непосредственное участие в Англо-бурской войне – Черчилль поддерживал связь с британской разведкой. Он настоял на участии секретных служб в Гражданской войне в России, в подводной войне в 1914–1915 гг., и даже во всеобщей забастовке. После Второй мировой войны он продолжал оставаться активным участником большой игры разведслужб, а затем высоко ценил их использование в «холодной войне».