Основное качество хтонических чудовищ есть сжатость, свернутость, непроницаемость, сверхплотность [463] . Преодоление ее составляет первоначальное содержание космогонического процесса и повторяется на других (нисходящих) уровнях поединка бога (героя) со своим хтоническим противником. Поэтому, подобно тому, как проницание тела Тиамат стрелой предваряется раскрытием ее пасти ветрами, так и в поединке Геракла с Лернейской гидрой непосредственный контакт с чудовищем предваряется выманиванием его из логова.

Выманивание (как и убийство) хтонического чудовища из его „не-места“ (поскольку в своей начальной „свернутости-закрытости“ оно бес-пространственно) можно сопоставить с «открытием или проекцией фиксированной точки — „Центра“, равнозначной Сотворению Мира» [464] . Убивая чудовище Бог (или герой) открывает „центр“, через который вливаются в мир священные энергии, т. е. преодолевается некий сдерживающий „элемент“ — нечто, что затрудняет космогонический процесс, препятствуя ему. Поэтому, всякий раз, когда предпринимается новый шаг по расширению мирового пространства, возникает необходимость в новом „убийстве“, сопровождающемся потрясением существующей системы, наиболее точным образом которого, быть может, являются судороги издыхающего хтонического чудовища: Терзаемый болью жестокой, / Тяжко хрипя и вздыхая, по черной земле он катался. / Шум поднялся несказанный, безмерный. А он, извиваясь, / По лесу ползал туда и сюда. Наконец кровожадный / Дух испустил он (Нот. Hymn., II, 181–185).

Выманивание-убийство (опространствование) в Ригведе описывается как истощение начальной полноты. Ср. следствия убийства Вритры: Поникла жизненная сила у той, чей сын — Вритра (I, 32, 9а). Таким образом, в один семантический ряд с „выманиванием“ и „убийством“ может быть поставлено и „истощение“ как следствие открытия центра, что также объясняет пребывание хтонического чудовища именно в центре или около него (в качестве стража). В связи с истощением значимо пространственное положение Вритры по отношению к его родительнице: С в е р х у — родительница, в н и з у был сын (I, 32, 9с). „Сверху“ и „внизу“ можно интерпретировать как по одну сторону и по другую. Убийство Вритры имеет своим первейшим результатом снятие хтонической „сжатости“, которое сопровождается „истощением“, т. е. аннулированием первоначальной полноты. Вритра в функции ее охранителя может рассматриваться как своего рода „печать“ на сосуде, снятие которой приводит к освобождению „сдавленной“ в нем „субстанции“. Ср. открытие кентавром Фолом сосуда, оставленного Дионисом (Diod., Bibl. his., IV, 12). Распространившийся запах священного напитка вызывает безумие кентавров, т. е. пробуждает хтоническую стихию. Поэтому следующим актом становится убийство, т. е. успокоение разбушевавшейся стихии, введение ее в нужное „русло“ и устранение элементов, не поддающихся структурированию.

Всякая двойственность в этой новой системе отношений становится невозможной. По этой причине и гибнет кентавр Фол, оказавший гостеприимство Гераклу (Diod., Bibl. his., IV, 12). Ср. также гибель кентавра Хирона от отравленной стрелы Геракла (Apoll., Bibl., II, 5, 4). В этой связи следует вспомнить „деление“ хтонических существ на „бессмертных“ и „смертных“. Смертные — Горгона Медуза (Hes., Theog., 277), порожденные землей Гиганты. Смертность Медузы и Гигантов [465] можно рассматривать как следствие прогрессирующего истощения хтонической стихии. Последняя бессмертна, поскольку пребывает в максимальной закрытости, „сжатости“. Отдаление от нее (ср. о Медузе: „младшая сестра“; о гигантах: „младшее поколение“) означает разряжение, и посему потерю бессмертия. В случае Хирона этот процесс отдаления от собственного хтонического начала остановился на „полпути“: с одной стороны, он бессмертен, а с другой, бессмертие не является для него защитой — он испытывает боль, которую не в состоянии успокоить даже его собственное лекарство (Apoll., Bibl., I, 6, 1). Хтонический яд нарушает р а в н о в е с и е полубожественной-полухтонической природы кентавра, давая преобладание последней, что приводит к активизации элемента смертности, который является преобладающим в гидре (только одна ее голова — бессмертная) [466] . Нарушение равновесия между божественной и хтонической природой Хирона проявляется прежде всего в вечной боли, избавление от которой может дать только смерть, что в свою очередь указывает на причастность к смерти возобладавшего над всеми другими „компонентами“ хтонического начала.

Возобновляющееся на каждом новом этапе космогонического процесса ритуальное убийство можно рассматривать как prima causa этого процесса вообще. Весьма показательна в этом отношении аккадская Теогония Дунну [467] . Текст строится по следующей схеме: некто убил своего отца и взял в жены свою мать/сестру, т. е. теогония представляется как серия убийств и инцестов. Убийство и инцест, который фатально приводит к другому убийству, являются в ряде случаев „движущими силами“ теогонического и вообще космогонического процесса. Схема Теогонии Дунну может рассматриваться в силу своей „грубой“ элементарности как наиболее близкая к архетипической, центральный элемент которой (убийство и инцест) сохраняется и в более сложных космогонических системах.

Серия убийств, отмечающих теогоническую и космогоническую последовательности, а также „первичная“ активность героя по отношению к хтоническому чудовищу подводят нас непосредственно к теме р и т у а л ь н о г о н а с и л и я. Сакральный центр мира образуется как результат насилия и убийства [468] . Утверждения Р. Жирара, что «насилие образует подлинное сердце и тайную душу священного» [469] и об опасности сакрального [470] получают р е а л ь н о е содержание в контексте к о с м о г о н и и. Согласиться можно и с другим утверждением Р. Жирара: «Древний религиозный человек приручает насилие, регулирует и вводит его в определенное русло» [471] . Одна из заслуг Индры, убившего Вритру, состоит также в том, что он у т и ш и л текущие сквозь (горы вОды), у д е р ж а л (их) волны (Ригведа, IV, 19, 5 с), т. е. Индре ставится в заслугу не только освобождение вод от замкнутости, но также их организация, вследствие чего они текут р а в н о м е р н о, становясь конструктивными элементами бытия.

В связи с бурностью вод можно вспомнить определение Вритры как того, кого н е л ь з я будить (RV, IV, 19, ЗЬ). Это определение имеет конкретное космогоническое содержание. Демиург творит Вселенную из материала, который он должен упорядочить и оформить [472] . А посему он должен решить, по крайней мере, две „задачи“, и притом одновременно. В противном случае его космогоническая деятельность будет блокирована в самый п е р в ы й момент.

П е р в а я з а д а ч а (деструктивная) — проницать непроницаемое (пробудить „беспробудное“, убить чудовище).

В т о р а я з а д а ч а (конструктивная) — успокоить и ввести в „нормальное русло“ ярость пробужденной стихии, которую нельзя будить [473] .

Подвиги Геракла могут рассматриваться как варианты ритуальной охоты. В этом контексте в высшей степени значительным становится то, что первым деянием Геракла становится убийство Зверя (Немейского льва), а последним — проникновение в запретную хтоническую сферу — в Аид.