Поскольку Горгоны — сестры, т. е. представляют некую элементарную „множественность“, можно предположить, что процесс пространственного „сворачивания“ не достиг в них своего полного завершения. Горгоны, как и Граи, почти сливаются. Наличие одного глаза и зуба на троих указывает на значительную степень „слитости“ хтонических сестер и вообще на неразличимость как одну из основных характеристик хтонических существ. Эсхил и Аполлодор подчеркивают совместность действий Горгон: Кто и м в глаза заглянет, в том остынет жизнь! (^a 'u . Prom., 800): «Каждый, взглянувший на них, превращался в камень» (`u . Bibl., II, IV, 2). У Овидия „даром“ обращения живых существ в камень обладает одна Медуза (Met., IV, 781). Можно предположить, что это „выделение“ Медузы по действию является следствием ее смертности, противопоставляющей Медузу другим сестрам и делающей ее слабым звеном „горгонической системы“. Поэтому действие Персея направлено исключительно на Медузу, поскольку в этом „пункте“ возможно проницание „плотной“ хтонической „материи“. Это предположение подтверждается сообщением Аполлодора: «Единственной смертной среди них была Медуза: по этой причине и был Персей послан, чтобы принести ее голову» (Bibl., II, IV, 2). Таким образом, смертность Медузы является отличительным признаком, благодаря которому становится возможным выделение этого опасного элемента и следующая за тем его нейтрализация посредством отрезания и дальнейшей фиксации головы чудовища на щите Афины.

„Дело“ Персея имело „объективное“ космологическое содержание, на что указывают инструменты, используемые героем для обезглавливания Медузы. От нимф он получает крылатые сандалии , заплечную сумку и шапку-невидимку ( — шлем Аида). В дополнение к этим магическим предметам Персей получает от Гермеса адамантиновый серп ( ). Из этих „вещей“ выделяется особо серп, подаренный Гермесом, богом-посредником между подземной и небесной сферами. „Вещи“, полученные от нимф, можно определить как вспомогательные, благодаря которым делается возможным осуществление главного действия — отрезания головы. Перечислим вещи, полученные Персеем, и их функции.

Шлем Аида. Приближение к Горгонам в принципе невозможно. «Из глубины Аида, где она обитает, голова Горгоны охраняет, стережет, блюдет границы царства Персефоны. Ее маска выражает и сохраняет радикальную чуждость мира мертвых, к которому никто из живых не может приблизиться. Чтобы перейти порог, нужно встретится с ликом ужаса и самому превратиться в подобие Медузы, т. е. уподобиться мертвым, которые суть головы, пустые головы, лишенные силы» [504] . Важно отметить, что м е с т о, проход к которому охраняется Граями, з а п о л н е н о. Персей рассказывает, как К дому Горгон подступил, как видел везде на равнине / И на дорогах — людей и животных подобья, тех самых, / Что обратились в кремень, едва увидали Медузу (Ovid., Met., IV, 779–781). Возникает вопрос: как эти животные и люди попали в это м е с т о, если прохождение в него требует особых „хитрых“ действий, т. e. является в принципе н е д о с т у п н ы м для живых? [505]

Местоположение Горгон (у Овидия) позволяет сделать предположение, что не царство Персефоны, а ц а р с т в о Горгон, охраняемое Граями, является наиболее глубокой „точкой“ подземного мира смерти [506] , и поэтому в отличие от Аида в него нельзя войти ж и в ы м, но только м е р т в ы м. «Медуза в своем доме в стране мертвых, вход в которую она запрещает всякому живому человеку. Ее роль симметрична роли Кербера: она препятствует живому проникнуть в царство мертвых, Кербер препятствует мертвому возвратиться в мир живых» [507] . Весьма значимо, что пытающихся покинуть царство Аида, Кербер пожирает. Это пожирание можно интерпретировать как „вторую смерть“. Возможность покинуть царство мертвых и необходимость присутствия стража свидетельствуют о зыбкости (проницаемости) границ между миром живых и миром мертвых О проницаемости царства Персефоны говорят странствия в Подземный мир живых героев и их возвращение из него [508] . Царство Горгон в противоположность царству Персефоны — непроницаемо, и притом в двух отношениях: оно непроницаемо как для живых, так и для мертвых.

Таким образом, функции Медузы и Кербера — не только не „симметричны“, но и вообще располагаются по разным „уровням небытия“. Власть Кербера распространяется только на мертвых, но он бессилен перед живыми [509] . Власть Горгон — абсолютная. Она распространяется как на живых, которые от их взгляда превращаются в камень, так и на мертвых, которые в качестве каменных подобий лишены всякой возможности движения в отличие от теней Аидова царства, характеризуемых не просто подвижностью, а сверхподвижностью [510] . Тень сохраняет возможность, по крайней мере, временного оживания. Каменные подобья, населяющие царство Горгон, абсолютно бездвижны. Поэтому проникновение в „сверхплотную“ сферу Горгон и/или возвращение из нее для живого человека связано с трудностями неизмеримо бОльшими, чем проникновение в царство Персефоны и/или возвращение из него.

Шлем Аида делает надевающего его не просто невидимым, но «равным мертвому» [511] , тенью, символизирующей состояние максимальной б е с п л о т н о с т и, в силу которой тени обладают „сверхподвижностью“. Сказанное выше позволяет сделать заключение: превращение живого в мертвое в царстве Аида и в „сфере Горгон“ происходит по двум противоположным направлениям. В п е р в о м случае происходит р а з у п л о т н е н и е, предельной „точкой“ которого является тень. Во втором — у п л о т н е н и е, предельной точкой которого является камень. Между двумя этими „крайностями“ стоит живое существо. Таким образом, надевая на себя шлем Аида, Персей становится живой тенью, и в этом предельно разуплотненном качестве он отправляется в „дом“ Горгон. „Теневое“ качество позволят ему приблизиться „незамеченным“ к горгоновой „черной дыре“, а затем отдалиться от нее.

Крылатые сандалии по своей функции непосредственно связаны с шлемом Аида, надевание которого не только делает невидимым, но также наделяет его „носителя“ сверхподвижностью. Крылатые сандалии позволяют Персею «контролировать все направления пространства, достигнуть неба и подземного мира, переправиться с берегов Океана в страну Гипербореев» [512] , т. е. его сверхподвижность делается абсолютной. Тем не менее, значение крылатых сандалий — вторично по отношению к шлему Аида. Согласно Аполлодору, «Горгоны, встав с ложа, кинулись преследовать Персея, но не смогли его увидеть, так как на нем была шапка-невидимка: она его скрывала» (Bibl., II, IV, 3). Здесь подчеркивается первостепенное значение шапки-невидимки, т. е. невидимости по сравнению с быстротой. Делаясь невидимым, Персей выпадает из поля зрения Горгон, вследствие чего они не в состоянии conspicere героя, а следовательно, приковать к себе его взгляд, и таким образом иммобилизовать его.

Зрительный контакт с Горгонами приводит к увеличению тяжести-плотности, следствием которого является окаменение или абсолютная неподвижность. Это позволяет говорить о поле зрения Горгон как о своего рода гравитационном поле, имеющем своим центром „черную дыру“, т. е. некую сверхплотную точку, в которой происходит сворачивание физического пространства. Космогонический процесс можно представить как разворачивание пространства из точки. Соответственно, обратное движение должно быть сворачиванием пространства в точку — в ту самую, из которой оно разворачивалось. Шлем Аида, делая Персея невидимым посредством превращения его в невесомую и сверхподвижную тень, позволяет ему выпасть из поля зрения-притяжения Горгон. Крылатые сандалии позволяют герою удалиться от опасной точки, т. е. преодолеть инерцию сворчивания, бесконечно возрастающую по мере к ней приближения.