С того дня, как состоялся этот разговор, прошло, почитай, с полгода. Сотник и вправду не смог отказать любимой племяннице, и вскоре сын горшечника вступил под его начало. И вот сегодня, стоя в карауле на башне, парню не терпелось поскорей сдать пост и отправиться к Ружениному родителю. «Теперь-то Заброда уж точно не откажет. Отдаст дочку, никуда не денется». Кукша с гордостью поправил пояс. Ещё накануне парень приготовил белую рубаху, сапоги и запасся подарками для будущей невесты. Но утро, почему-то, казалось нескончаемо долгим. Голова под войлочным подшлемьем, несмотря на прохладу, вспотела, Кукша снял шлем и утёр пот. С реки дул легкий ветерок. «Никак парус?». Сквозь туман показался нечёткий контур. «А вот и второй, третий. Купцы, от варягов плывут? Или повольники с Ладоги возвращаются?». Парень нацепил шлем и перебежал к другой бойнице. Вниз по Волхову двигалась вереница судов. «Резво плывут, и туман им нипочём, – Кукша высунулся из бойницы. – Да тут целый флот, а паруса-то, кажись, не наши. Не было бы худа». По телу пробежал холодок: «Тревогу бить? А вдруг свои, так ведь потом засмеют». Корабли тем временем приближались. «Варяжьи это корабли. Вон на носах рожи звериные».

С соседней башни послышались крики. Не один Кукша приметил незваных гостей. Переполошённые стражники засуетились, забегали, громкий звон нарушил утреннюю тишь. Когда городское било, запело свою тревожную песнь, несколько кораблей уже уткнулись в прибрежный ил. Первые воины спрыгнули на берег и побежали к городским воротам.

Весть о том, что варяжские корабли подошли к стенам, и противник сходу начал штурм, застала Гостомысла в постели. Нацепив одежды, князь велел подать коня.

– Кольчугу-то надень, – фыркнул престарелый прислужник Багоня, недовольно поглядывая на князя. – А то и вовсе, сидел бы, там и без тебя, есть, кому мечом махать.

Гостомысл принял доспех и ойкнул:

– Да, неужто я в ней на коня влезу? Поднимаю-то с трудом.

Гостомысл вернул кольчугу прислуге.

– Так и я о том. Куда собрался? – Багоня замахал руками.

– Князю с войском надо быть.

– Побойся богов. Там воевода, сотники. Уж без тебя обойдутся, поверь.

Отрок подвёл коня, Гостомысл ухватился за узду.

– Ты, Багонька, не лезь. Сказал еду, значит, еду. А ну, пособи.

Отрок помог князю взобраться в седло.

– Ну, ты батюшка и неуёмный, – Багоня сменил гневный тон на плаксивый. – Ты хоть там поберегись, а то куда ж мы без тебя.

– Лучше в бою сгинуть, чем в постели помирать.

Гостомысл расправил плечи и пришпорил лошадь. Глядя вслед удалявшемуся всаднику, старый служка прослезился:

– Да уж ты, не спеши, отец, помирать-то. Столько тобой сделано, для люда, для города. Пропадёшь зазря, а заменить-то некому?

На улицах творилось такое, что Гостомысл пришёл в ужас. Люди метались, кричали, плакали навзрыд. Толпа преградила дорогу князю. Не признали. Кто-то бежал к стенам, кто-то прятался в домах, лаяли псы, ржали кони. Гостомысл схватился за голову: «Что творится? Где городская рать, где воевода?». Страх горожан передался и ему. «Вот оно. Я один повинен в том, что такое случилось. Не предвидел. Не доглядел». Князь рванул на груди рубаху, жадно глотая наполненный гарью воздух. На стене у главных ворот шёл бой. Гостомысл поспешил туда, но его остановили.

– Поберёгся бы, князь! – выкрикнул, откуда ни возьмись, появившийся бородач в кольчуге. Гостомысл признал сотника Живана. Дядька Ружены, тот самый, что помог Кукше устроиться в городскую сотню, оборонял стену у главных ворот.

– Савка, Лучок, а ну, сюда! – гаркнул сотник. – Прикрывать князя! Коль не сбережёте, головы сыму.

Два воина устремились к князю, но тот миновав Живана уже поднялся на стену. Гостомысл оттолкнул одного из дружинников, не желая, что бы его как стерегли как младенца. В этот момент второй из подбежавших принял на щит стрелу, князь вздрогнул.

– Не балуй, княже, успеешь ещё смерть принять.

Седоусый Лучок, прикрыл князя всем телом. Очередная стрела, просвистев рядом, оцарапав щёку второму ратнику, которого Живан назвал Савкой.

– Видал? – Лучок укоризненно посмотрел на князя.

Савка – молодой парень только крякнул, вытирая кровь:

– Во, пуляют, рыбьи дети, чуть глаза не лишился.

Гостомыслу оставалось лишь подчиниться. Собственная беспомощность, ответственность за жизни этих людей заставили не помышлять о большем. «Они рискуют из-за меня, а я ничем не могу помочь».

Марево над рекой рассеялось. Но на смену туману поднялась новая стена. Клубы дыма закрывали от взора большую часть суши, на которой развернулась бойня. Дома расположенные за стенами града, полыхали. Дым щипал ноздри, резал глаза, закрывая обзор. На одной из стен шёл бой. Нападавшие по лестницам забрались на башню и теперь дрались за захваченный кусок с неистовством зверя.

– Если этих не сбросят, пропал город, – Лучок прикусил губу. – Лезут и лезут, как муравьи. Славные вои варяги, этого у них не отнять.