Шрифт:
— Не надо, не стреляйте, не бойтесь, — Наталья быстро произнесла по-немецки, сообразив, что раз по-венгерски она не говорит, на немецком ее должны понять. Все-таки бывшая Австрийская империя, а хозяева — люди пожилые, значит, жили еще при императорах и немецкому языку их обучали в обязательном порядке. Догадка оказалась верной — хозяин опустил ружье, в его глазах она прочла удивление.
— Немцы есть у вас? — спросила Наталья, все еще держа автомат направленным на него.
— Нет, нету немцев здесь, — ответил он скрипучим, надрывным голосом и закашлялся. — Они в деревне, рядом. Эсэсовцы.
— Я не причиню вам вреда, — Наталья опустила автомат. — Мы попали в окружение. Со мной только раненые. Четверо раненных, тяжело. К своим не пробиться, сил уже нет. Позвольте передохнуть немного, раненых перевязать. Нас даже кормить не надо, только кров, чтоб переждать.
Старик смотрел на нее пристально; желтоватые, как у совы, глаза не мигали. Потом повернулся к женщине, что-то сказал ей по-венгерски. Она быстро залопотала, забегала по комнате, хватаясь за голову, и всхлипывала, показывая на печку в углу. Только теперь Наталья заметила, что там, в полутьме, сидели, испуганно прижавшись друг к другу, молодая женщина лет тридцати и двое ребятишек. Без перевода было ясно, что говорит хозяйка, мол, придут немцы, найдут русских, всех убьют, дом спалят.
— Ладно, мне все понятно, — Наталья повернулась, чтобы уйти.
Но хозяин вдруг положил ей руку на плечо. Грубо гаркнув, оборвал женщину. Она заплакала и тоже юркнула в угол.
— Раненые где? — спросил у Натальи уже спокойно.
— Здесь, в лесу, недалеко от дома.
— Пойдем, помогу тебе, — он сдернул с крюка полушубок, нахлобучил шапку на лысую голову.
Хозяйка снова заголосила. Хозяин только махнул на нее рукой и вышел вслед за Натальей.
— Ты, фрейляйн, офицер? — спросил удивленно, направляясь за ней к лесу.
— Я переводчица, — ответила она даже смущенно. — С немецкого. А офицеры все тяжело раненные. Боюсь, умрут, не дотяну их до своих.
— А я лесник здешний, давно живу.
Они подошли к кустарнику, у которого Наталья оставила Прохорову и раненых.
— Кто это? — пискнула снайперша, увидев высокого венгра.
— Хозяин дома, помочь нам пришел, — ответила та сурово. — Надежда, не ори в лесу.
— Нету немца? — спросил Харламыч.
— Нет. Они в деревне рядом, где мы их видели.
Лесник осмотрел раненых, поцокал языком. Потом легко поднял на руки Раису и понес в дом.
— Давай, Прохорова, помогай, — сказала Наталья. Вместе с Надеждой они понесли Иванцова. Потом пришел черед майора и Харламыча.
Старуха-лесничиха достала два широких полосатых матраса, постелила прямо на полу. На них уложили раненых. Хозяин пододвинул стол к занавешенному окну, достав с печки, поставил чугунок с еще теплой картошкой, хлеб, несколько кусков просоленного мяса.
Наталья в изнеможении опустилась на лавку, сдернула шапку, расстегнула полушубок. Ей казалось, она вот-вот потеряет сознание от усталости. Повернув голову, увидела на стене несколько икон. Перед ними горели свечи. А внизу — два портрета, она даже сперва и не сообразила, кто это. Какой-то усатый военный в старинном австрийском мундире с аксельбантами и женщина в легком летящем платье с распущенными темными волосами, украшенными венком из алмазных звезд, очень красивая.
— Император, — сказал хозяин, заметив, что Наталья смотрит на портреты. — Императрица. Я сожалею об империи.
Только сейчас Наталья поняла, что, скорее всего, это Франц-Иосиф, правивший Австрией почти полвека, последний монарх, если не считать его племянника Карла, который процарствовал после его смерти всего год, и его супруга, легендарная императрица Зизи.
— Золтан, — представился венгр. — Ешьте, ешьте, — хозяин показал на стол.
— Спасибо, — Наталья кивнула. — Ешь, Прохорова. Но только меру знай, поешь немного, и хватит. А то хозяев без продуктов оставишь.
— А вы, товарищ лейтенант, — спросила снайперша в замешательстве.
— Я потом, надо раны осмотреть. Воды не найдется? — она взглянула на венгра. — Руки помыть.
Тот кивнул. Вышел в сени, принес кувшин с водой, таз и полотенце, полил на руки. Потом вместе с Натальей склонился к раненым.
— На Первой мировой был, — сказал сдержанно. — Солдатом императора. Знаю кое-что. Помогу.
Подняв голову, что-то приказал старухе. Она юркнула в чулан. Через несколько минут вышла, неся чистые тряпки и бочонок с каким-то отваром.
— Раны промыть, — объяснил хозяин. — Настой можжевельника. Очень помогает.
— Наташка, добей меня, добей, — едва она подошла к Раисе, та схватила ее за руку. — Не могу больше мучиться. Все горит внутри. Все равно помру.
— Погоди, Раиса, не горячись.
Вместе с Золтаном они с трудом оторвали присохшие бинты, на них застыл выделившийся из раны желтоватый гной. Венгр щелкнул языком.
— Плохо, плохо. Не выживет.
— Да уж, хуже некуда, — Наталья вздохнула.
— Добей, Наташка, добей, — умоляла Раиса, заливаясь слезами. — Боже, какая боль!