— Ты говоришь по-венгерски? — Пайпер удивился.

— Да, пришлось выучить в свое время. Наталья представит меня как доктора из этой деревни или какой-то соседней. Я окажу помощь раненым, введу им снотворное, мы подождем, пока они заснут, а потом… — она взглянула на Пайпера. — Может быть, их можно будет вывезти на БТРе в безопасное место, туда, где их заберут русские? А ты, — она обернулась к Наталье, — поедешь со мной в Берлин.

— Крамер, — Пайпер позвал помощника. — Где хозяйка дома? Спросите, какая одежда у нее есть. Нужно для фрау. Сейчас мы узнаем, где эта «Гогенштауфен» и сколько у нас времени, — он вышел из комнаты. Было слышно, как он разговаривает с радистами.

— Это Ваш муж, фрау? — спросила Наталья у Маренн.

— Что? Нет, — напряженно размышляя, та даже не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. — Йохан? Нет, это очень близкий друг. Он нам поможет, я верю, — она сжала руку Натальи. — Иначе нам придется все делать самим, а это очень трудно. Но даже если он откажется, все может быть, он давно на фронте, мало ли что. Мы справимся. Я тебя не оставлю, не волнуйся.

— «Гогенштауфен» буксует на дороге, — Пайпер вернулся. — Они ввязались в бой с какой-то русской группой, застрявшей в лесах, те их тянут за собой.

«Это Косенко и разведчики, — мелькнула у Натальи мысль. — Мишка и сам не знает, как помогает сейчас Раисе».

— Час-полтора у нас еще есть, — Йохан посмотрел на часы. — Одежду нашли, Ханс?

— Да, хозяйка положила в соседней комнате, чтобы фрау выбрала.

— Я сейчас посмотрю, — Маренн встала и направилась к немолодой венгерке с рябым от следов оспы лицом, та ждала ее на пороге небольшого чулана с окном, громко именуемым комнатой. Йохан взял со стола лампу и пошел за ней.

— Прошу сюда, — женщина поклонилась, открывая дверь.

— Благодарю, — Маренн ответила ей по-венгерски.

Она вошла. Йохан вошел за ней и закрыл дверь. Бледный свет лампы осветил небольшое сырое помещение, где раньше хранили запасы продуктов на зиму. Маленькая комнатка. Под самым потолком — окошко, в него льется голубоватый свет луны. В середине — небольшой стол, вдоль стен — сундуки. На одном из них приготовленные для нее вещи. Маренн подошла, протянула руку, чтобы посмотреть, что это. Йохан обнял ее за плечи и резко повернул к себе. Лампа стояла на противоположном сундуке, он молча прижал Маренн к себе, стал страстно целовать ее шею, плечи. Она обхватила его шею и отвечала на поцелуи с горячей, страстной негой. Потом, отстранившись, вздохнула.

— Нам надо торопиться. «Гогенштауфен» захватит их. Всего полтора часа. А они все раненые, мне еще надо всем оказать помощь.

— Да, — он согласился. Но не отпустил, держал за талию и целовал ее шею, пока она перебирала одежду.

— Нет, надеть я тут ничего не могу, — она пожала плечами. — Я во всем этом утону. Сразу будет видно, что с чужого плеча. Пожалуй, я обойдусь вот этим, — она встряхнула темно-малиновый салоп, отороченный поношенным черным мехом. — Салоп он и есть салоп, должен сидеть свободно. Китель я сниму, а пойду в нем. Думаю, что не замерзну. Вот только сапоги. Из обуви этой женщины мне точно ничего не подойдет. Но будем надеяться, никто не заметит.

— Угу, — он кивнул головой и продолжал целовать ее.

Она улыбнулась. Расстегнула пуговицу на воротнике мундира.

— Я сам, я сам, — он остановил ее руку, положив свою руку сверху. — Раздевать тебя — это удовольствие.

Повернув к себе, расстегивал пуговицы, целуя ее плечи, ложбинку между грудями.

— Я соскучился, мы как будто не виделись очень давно.

— Я тоже соскучилась. Но подожди, — она с сожалением отстранила его. — Мы сейчас вообще останемся здесь, и когда выйдем — неизвестно. А люди погибнут.

— Я помню, помню о людях, — он наконец-то расстегнул все пуговицы. — Я всегда помню о людях.

— А я помню, что то, что мужчины говорят и что у них на самом деле в голове, — большая разница.

Он сдернул с нее мундир и принялся за рубашку.

— Этого довольно, довольно, — она отвернулась от него. — Все-таки мне хоть в чем-то надо к ним пойти.

Он поднял голову.

— Да, это верно. Но остановиться трудно.

— Отойди хоть чуть-чуть.

Она встряхнула салоп.

— Фу, какая пыль! Мне жалко, что тебе придется надеть это. На твое тело…

Он еще несколько раз поцеловал ее плечо и шею, потом отошел и сел на сундук, закурив сигарету.

Она с улыбкой взглянула на него, надела салоп, начала завязывать шнуры, просовывая их в петли.

Он наблюдал за каждым ее движением, она чувствовала его взгляд. Она одевалась, он же в воображении раздевал ее.

— А что, эта русская девушка, — спросил вдруг. — Ты уверена, что она имеет отношение к Штефану? Все это более чем странно. Переводчица при русском генерале. Где она познакомилась со Штефаном?