— Убили?

— Я велел их пока оставить в живых, как источник информации. И, как тут же выяснилось, поступил правильно. Диверсанты мои здание школы, рассыпавшись по коридорам, захватили за несколько минут. Но никого в комнатах не обнаружили.

— А Дудаев?

— Его и след простыл.

— Обидно.

— До слез было обидно, Иван Иванович! Из допроса плененных охранников выяснилась общая картина. Действительно, какая-то информация о наших намерениях просочилась в штаб Дудаева, и он решил передислоцировать свой командный пункт. Именно этот процесс мы и наблюдали накануне с соседней горы в свои цейссовские бинокли.

— А не пытались выяснить, откуда именно к боевикам просочилась информация?

— Еще как пытались! Два часа бились с охранниками, но они клялись Аллахом и всеми святыми, что ничего не знают. И в данном случае я им верю.

Матейченков сжал кулаки:

— Знать бы, кто этот гад!

— Боюсь, что не один он, товарищ генерал-полковник…

— Ну а что было потом?

— Обыскали мы оставленный штаб. Дудаевцы, конечно, не предполагали, что здесь могут появиться русские, и оставили кое-какие важные документы.

— Много было их?

— Много. Я перебрал, самые важные забрал с собой. Но вот дальше началось самое интересное.

— Вас обнаружили?

— Пока что нет, но вообразите наше положение. Чеченское село, расположенное аккурат посреди территории, контролируемой войсками Дудаева. Посреди села — временно оставленный штаб мятежного генерала. И в этом помещении очутились мы, горсточка русских разведчиков-диверсантов.

— Голые среди волков.

— Ну, не то чтобы голые, оружие и боеприпасы у нас были, правда, в небольшом количестве. А вот насчет среди волков — это уж точно: прямо посреди волчьей стаи.

— И рассвело уже небось?

— Да, пока возились с обыском, наступил день. Получилось, что мы сами себя загнали в ловушку: прокрались сюда ночью, каким-то чудом. Но уйти незамеченными средь бела дня было невозможно.

— Экстремальная ситуация.

— Я сказал, что наступил день… Не совсем так — было совсем раннее утро. Я подошел к окну, отворил его и осторожно, стараясь не высовываться, выглянул наружу. Село только просыпалось, отовсюду доносились крики петухов. В комнату вливался воздух, совершенно упоительный. Такой воздух бывает только в горах. Слегка разреженный и как бы процеженный, пропитанный дыханием высокогорных альпийских лугов…

— Да ты поэт.

— Какой там поэт, — махнул рукой Петрашевский. — Я старый служака, таким и умру. Просто описываю, что было на самом деле… Выглядываю, значит, в окошко, мгновения бегут, наблюдаю мирную картину, и даже не верится, что где-то, и совсем не за тридевять земель, идет беспощадная война, рвутся снаряды и бомбы, лопаются мины, а главное — гибнут люди…

— И сам каждую минуту можешь погибнуть.

— Мимо школы прошел чеченский подпасок в кожаном картузе, его длинный бич волочился по дороге, поднимая небольшое облачко пыли. Он что-то гортанно кричал на своем языке, и заспанные хозяйки отворяли калитки и выгоняли навстречу ему коров. Над самым окном беззаботно чирикали птицы. Более мирную картину трудно себе представить. Но, пардон, увлекся воспоминаниями.

— Что же ты предпринял?

— Решил пока не торопить события, немного выждать, что ситуация сама подскажет, как действовать. Несколько своих молодцов выставил в охрану, чтоб нас не пошлепали как куропаток, остальным велел немного поспать: силы у всех были на пределе…

— Да и нервы.

— Сам снова стал у окна и потихоньку выглядываю, жду, что будет дальше. Чеченцы в штаб не идут. Да и зачем? Штаб пустой, президент со всеми уехал, здание, как понимают чеченцы, охраняется. Народ начал ходить по улицам, переговариваться. Но это все были в основном мирные крестьяне, хотя среди попадались и вооруженные люди.

И вот смотрю, двое вооруженных боевиков не спеша, вразвалочку отделяются от остальных и направляются к зданию школы.

— Смена караула?

— Она самая. Сейчас, думаю, они увидят, что охранники исчезли и поднимут тревогу, а тогда за нашу жизнь не дашь и полушки… Быстро отдаю команду: захватить и этих без шума и доставить ко мне. Думаю: может они знают побольше, чем их предшественники?

Захватили архаровцев, заткнули им рты, притащили в мою комнату. Они глаза выпучили, как рыбы, вытащенные на берег: Словом, картина Репина «Не ждали». Провожу с ними короткую беседу. Для начала объясняю: «Если попытаетесь кричать — вас сразу придушат как котят. Охота вам в такое утро расставаться с жизнью?» — «Нет, начальник». — «Тогда ведите себя спокойно».

Матейченков спросил:

— Они по-русски говорили?

— Да, и довольно хорошо. Один из них, оказывается, до войны был учителем географии в этой самой школе, а когда началась заваруха — подался в боевики.

— Типичная для Чечни биография.

— Ну, задаю я вопрос: «Это штаб Дудаева?» А они, гляжу, чего-то мнутся, переглядываются. Говорю: «Станете врать или скрывать что-нибудь — разговор наш сразу закончится». Вытаскиваю свой пистолет с глушителем и снимаю его с предохранителя.