Французский писатель Морис Ренар (1875–1939) — один из ведущих писателей-фантастов первых десятилетий ХХ века. Кроме того, наряду с сюжетами научно-фантастического характера, Ренар широко использовал в своих сочинениях мистико-религиозную псевдо-готическую, детективную и приключенческую тематику.
Роман «Таинственное превращение» являет собой образец настоящего психологического детектива, напоминающий традиционные расследования Шерлока Холмса, — с загадочным убийством и применением дедуктивного метода его раскрытия.
Мое самое большое желание — нравиться толпе.
Она одна живет и заставляет жить других.
I. Ночной прохожий
Два часа ночи.
На маленькой улице в квартале Ternes тихо и пустынно.
Из-за угла в полосу света выплыла элегантная фигура джентльмена: цилиндр, белое кашне, черный макфарлан, лакированные ботинки, руки в перчатках, конец трости занесен над плечом. «Аристократ» зашагал решительно и бодро, направляясь, как видно, к себе домой.
Теневая зона за фонарем, по-видимому, не внушала ему никаких опасений: он вступил в нее совершенно уверенно. Временами красной точкой загоралась папироса, но лица его разглядеть было нельзя.
— Позвольте прикурить! — раздалась в темноте классическая фраза.
«Аристократ» остановился.
— Отчаливай! — довольно миролюбиво отрезал он.
Прохожий нахально настаивал:
— Эй, выворачивай карман, без разговоров!
За неимением револьвера, да, впрочем, не представляя себе наперед, что из этого выйдет, джентльмен направил прямо в глаза мошеннику резкий свет карманного фонаря.
Тот вскрикнул от неожиданности.
А сам он, едва успев откинуться назад, чтобы не дать противнику размахнуться и сбросить на землю фонарь, быстро проговорил:
— Постой! Не делай глупостей! Спрячь нож, черт возьми!
Он повернул фонарь и осветил свое собственное лицо.
Мошенник с проклятием отшатнулся.
— Ага, голубчик, узнаёшь!..
Но «голубчик», не говоря ни слова, бросился бежать Он мчался с необыкновенной быстротой, почти бесшумно касаясь земли своими парусиновыми башмаками.
«Аристократ» погнался за ним; он тоже бежал с удивительной легкостью и кричал ему вслед вполголоса (если так можно выразиться):
— Постой! Постой же! Я никому не скажу! Клянусь! Остановись, черт возьми!.. Мне нужно с тобой поговорить!
Но апаш, не слушая его, бежал во всю прыть своих ног, движимый, очевидно, одним только желанием — как бы не попасться в руки…
Ему это удалось. Расстояние между ними становилось все больше, и «аристократ» уже отказался от бессмысленной погони.
— Это уж слишком! — прошептал он, вытирая пот с лица. — Погоди же, я разыщу тебя! Не так уж это трудно, черт возьми! Во что бы то ни стало нужно вмешаться в это дело! Я тебя вылечу!
Он повернулся и пошел в другую сторону; изумление не сходило с его лица, он чему-то улыбался и говорил вслух:
— Кто бы мог предположить такую странную вещь, черт возьми! Такую чудовищную вещь!.. Очутиться лицом к лицу с… Бандит! Нет, это ужасно! Я положу этому конец!.. Скажут, пожалуй, что я глуп; но, право же, это на меня произвело впечатление… Ну, голубчик мой, с завтрашнего дня…
Он пошел быстрее — было уже очень поздно, — и голос его потонул в тишине ночи.
II. Замужество, которое не всем нравится
Елизабет, графиня де Праз, сидела у своего письменного столика в стиле ампир и просматривала бюллетени денежных курсов. Мягко прозвенел звонок. Графиня сняла трубку с домашнего телефона.
С этого, собственно, момента и начинается наш рассказ.
— Это вы, тетя? — зазвучал в трубке молодой, свежий голосок.
— Да, дорогая детка.
Часы пробили восемь утра.
— Вы хорошо спали, тетя? Уже за работой?.. Можно с вами поговорить?
Молодая девушка сыпала слова с таким воодушевлением, что графиня почти слышала, как звонко раздается ее голос в комнате наверху.
— Поговорить со мной? — спросила мадам де Праз. — Ты хочешь, чтобы я поднялась к тебе?
— О, что вы, тетя! А вежливость на что? Я сама сейчас спущусь к вам!
Графиня де Праз озабоченно повесила трубку.
Это была маленькая высохшая женщина в черном платье, с поблекшими глазами, на которые создатель как будто пожалел краски. Ее тусклые белокурые волосы уже седели под напором пятого десятка и были зачесаны по моде ее юности. В профиле ее недоставало четкости. Самые верные портреты графини казались незаконченными, настолько в лице ее трудно было найти какое-нибудь определенное выражение.
Она облокотилась на крышку стола и задумалась. Ее бледные губы побелели еще сильнее от какой-то внутренней тревоги.
Вдруг за портьерой послышался шум; что-то глухо и стремительно скатилось сверху. Распахнулась дверь, и в комнату ворвалось чрезвычайно оживленное юное существо. На ногах девушки были шелковые домашние туфельки, и вся она была закутана в какой-то воздушный капот, напоминающий розовое облачко, и очаровательное дезабилье, пожалуй, слишком дамское для такого сияющего молодостью создания.