Шрифт:
– Не здесь. Я просидел у вас на крыльце, – признался он, машинально тронув рукой заросшее лицо. Ему надо срочно побриться, принять душ.
– И это тоже напрасно! Уверена, тот, кто устроил поджог, не стал бы околачиваться поблизости, чтобы полюбоваться содеянным.
– Как знать, как знать, – не согласился Гейб. – Преступника часто тянет на место преступления. Это щекочет ему нервы.
– Наверняка он знал, на что шел.
– Это точно. У поджигателя был ярко выраженный личностный мотив. Что лишь подтверждает мою версию: он мог спрятаться неподалеку или вернуться потом, когда все будет кончено.
– Итак, ты просидел целую ночь без сна, карауля нас, словно на посту?
– Какие проблемы? – пожал он плечами. – Я все равно сплю очень мало.
– К тому же еще дал обещание, – тихо обронила Алисия. – Бедный Роби! Разве мог он предположить, в какую катавасию тебя втянет!
– Уверен, он был в курсе всего того, что у вас тут творится. Потому-то он так и просил меня, скорее даже умолял поехать к вам.
– Умолял? – повторила Алисия, вперив в Гейба внимательный взгляд. – Раньше ты не говорил мне этого.
Гейб нервно сглотнул слюну, представив последний разговор с Роби. Какая невыносимая мука – видеть страх и отчаяние в глазах умирающего друга, чувствовать, как слабеет его рука в твоей руке. Можно сказать и так: Роби изо всех сил оттягивал последний вздох до тех пор, пока не выбил у друга согласие. Но об этом Гейб никогда не расскажет Алисии. Дай бог, чтобы она ни о чем не догадалась по его лицу. Вон ведь как впилась в него, буквально ест его глазами. Надо немедленно выдумать что-то такое, что бы успокоило ее и позволило перевести разговор на другое.
– То есть ты дал обещание умирающему другу уже после того, как он написал мне свое прощальное письмо? – нарушила она напряженное молчание, повисшее между ними. – Роби знал, что умирает! Боже!
– Да, он знал.
Слезы заволокли ей глаза.
– Но когда ты пообещал ему сделать все, как он просит, ему стало легче, да?
Гейбу стоило больших усилий совладать с собственными эмоциями. Но он же солдат! Он уже забыл, когда плакал в последний раз. Он не плакал, когда умерла его мать. И когда отец бросил его на чужих людей, и когда погибали его боевые товарищи, и когда получил пулевое ранение в бедро, и когда на его руках умер Роби. Но сейчас…
Гейб откашлялся и невероятным усилием воли заставил себя посмотреть прямо в глаза Алисии. Он должен, он обязан сказать ей то, что сейчас скажет!
– Роби умер с улыбкой на устах. Он взял с меня слово, после этого закрыл глаза и отошел, улыбаясь.
– Боже мой! – воскликнула она, прижимая руки к трясущимся губам, и по щекам ручьем полились слезы.
Гейб обнял Алисию и прижал к своей груди. Он чувствовал, как ее слезы капали ему на рубашку, как рубашка моментально стала влажной, промокнув насквозь, но он лишь продолжал ласково гладить ее по спине и молчал, ибо у него не было слов, которые смогли бы утешить Алисию или унять ее нестерпимую боль. А потому он просто стоял и ждал, когда Алисия перестанет плакать.
Но вот она подняла заплаканное лицо и взглянула на него, утирая слезы рукавом.
– Прости. Совсем расклеилась. Спасибо, что сказал мне. Это такое утешение – знать, что Роби умер умиротворенным, взяв с тебя обещание сделать то, о чем он тебя просил. Спасибо, что ты облегчил ему последние мгновения жизни.
– Это все, что я мог сделать для него в тот момент.
– Я сознательно не рассказывала Роби о том, что здесь творится. Не хотела понапрасну волновать его. Но, наверное, он все же догадывался. Роби всегда умел читать между строк.
– Не забывай, у него было много друзей. Вполне возможно, они сообщили ему все то, о чем ты умолчала.
– Похоже на то, – согласилась с ним Алисия. – Я как-то и не задумывалась о его приятелях. Наверняка некоторые из них состояли с ним в переписке. – Она взглянула на полуразрушенное здание офиса. – Надо бы заглянуть внутрь, посмотреть, уцелело ли хоть что-нибудь. Впрочем, даже если нам удастся сохранить документацию, худшее все равно уже случилось. Все наше снаряжение погибло в огне. Сгорели и те два новых плота, которые мы купили позавчера.
– Что говорил вчера твой отец?
– Рвал и метал. Потом выпил полбутылки виски и разошелся еще больше. Клялся, что он этого просто так не оставит. И никто не выживет его с реки, дескать, кишка у них тонка разрушить дело, которому он посвятил всю свою жизнь. Я еще никогда не видела его таким разъяренным. Думаю, утром, с похмелья, он будет еще хуже.
– Про машину ты ему сказала?
– Нет. И пока не стану говорить. Пусть остается в неведении. Пожар – более серьезное предупреждение, чем мелкое хулиганство с топливопроводом. Если папу не остановит пожар, то поломка моего автомобиля уж точно не запугает. – Алисия замолчала, а потом обреченно добавила: – Боюсь, что это еще не конец.