Шрифт:
– Нет, появлялась, – эхом повторила я. – Не понимаю… Купер очень хотел найти ее по просьбе друга.
– Виктора Сергеевича Гранаткина тоже не существует, – заявил Никита.
Я пролила капучино на стол.
– Что?
– В России проживают мужчины по фамилии Гранаткин, – словно не слыша меня, продолжал Харитонов, – правда, ни одного из них не зовут Виктором Сергеевичем. И в рядах полиции сотрудника с такими данными никогда не было.
– Поняла! – воскликнула я. – Лучший друг Купера работал в строго засекреченной структуре, поэтому нигде не засветился.
Костя отнял у меня почти пустую чашку.
– Дай Никите спокойно рассказать. Девушка, принесите нам еще капучино и пирожных.
Харитонов достал из сумки ноутбук и водрузил его на стол.
– В словах Степы есть резон. Да, это возможно, некоторые сотрудники у нас полностью закрыты, но давайте работать с фактами. Итак, Виктор Сергеевич Гранаткин не обнаружен, девочка Таня тоже, Наталья Михайловна никогда не оформляла брак, Евсюкова ее девичья фамилия, мужа Григория у нее тоже в помине не было. И мне удалось кое-что разузнать из ее жизни.
Никита открыл компьютер.
– Наталья родилась в семье Михаила и Анны Евсюковых, была единственным ребенком. Отец ее служил церковным сторожем, мать – уборщицей в храме. Пару отличала истовая религиозность, супруги считали грехом все: чтение мирских книг, просмотр кино и телевизора, употребление в пищу скоромного даже в непостные дни. Смеяться от радости значило, по их мнению, тешить дьявола, улыбаться – тоже от лукавого, жить надо было исключительно в молитвах, готовясь к смерти, обращаться к врачам грешно, потому что только Бог знает, кому и сколько отпущено земных дней.
– И все это вы выяснили, роясь в Интернете? – усомнилась я.
– Нет, – спокойно возразил Никита, – побеседовал с женщиной, которой Наталья, тогда еще не сумасшедшая, откровенно рассказывала о своей родне, – с Ниной Сергеевной Сергеевой.
– Евсюкова правильно запомнила имя, – обрадовалась я.
– Услышав от Кости про Сергееву, я выяснил, что в две тысячи пятом та сменила место жительства, а ранее она вместе со своим мужем, известным психиатром Эдуардом Кораблевым, проживала по улице Гончарова, в доме семь, в квартире десять.
– Наталья Михайловна и адрес не перепутала, – восхитилась я.
– Сейчас поймете, почему Наталья, даже потеряв адекватность, навсегда сохранила в памяти Сергееву, – пообещал Никита. – Я поговорил с Ниной Сергеевной, которая, в отличие от Евсюковой, сохранила ясный ум. Сейчас постараюсь передать нашу беседу в подробностях.
…У Нины и Эдуарда не было детей. Вроде со здоровьем у них проблем не существовало, но жена никак не могла забеременеть. В конце концов супруги решили взять ребенка из детдома, мальчика, придумали ему имя: Олег. Но тут Эдуард заболел туберкулезом. Где он подцепил опасное заболевание, ни он, ни жена понятия не имели. Кстати, Нина осталась здорова. Кораблев отлежал положенное время в больнице, прошел курс лечения, пожил в санатории и справился с недугом. Супруги опять затеяли процедуру усыновления, но в органах опеки им ответили жестко:
– Больным туберкулезом детей на воспитание не дают.
Семейная пара стала доказывать, что Эдуард теперь полностью здоров, предоставила кучу справок. Но советские чиновники стояли на своем: если у человека когда-то был туберкулез, то ребенка ему не дадут.
Глава 33
Кораблев был доктором наук, профессором, имел много связей. Он стал звонить разным друзьям, вышел на главного человека в отделе опеки, от которого все зависело, и услышал:
– Даже учитывая ваш статус и вес в мире медицины, ничем помочь не могу. Человеку, которому когда-либо был поставлен диагноз «туберкулез», сироту на воспитание не доверят. Да, понимаю, вы сейчас здоровы, но таков закон.
Эдуард смирился с положением вещей, а Нина по-прежнему очень хотела сынишку и от тоски стала часто ходить в парк неподалеку от детдома. Садилась там на скамеечку, откуда отлично был виден двор интерната, смотрела, как маленькие детки играют в свои игры, и представляла, что один из мальчиков ее родной сын, Олежек…
Пятнадцатого сентября – дату Нина запомнила навсегда – на соседнюю скамейку села девушка с малышом лет трех. Очень хорошенький ребеночек, просто ангел с виду, он хотел бегать по дорожкам, но мать вела себя странно. Она не разрешала крошке резвиться, держала его около себя, постоянно одергивала, ругала. Ее визгливый голос: «Коля, отстань! Коля, не трогай! Коля, заткнись!» – буквально резал слух Нины. В душе Сергеевой зрело негодование: разве можно так обращаться с мальчиком? В конце концов крошка заревел, и тут мамаша отвесила ему оплеуху. Несчастный завопил еще громче, «добрая» родительница вновь треснула его по затылку. Нина вскочила и закричала: