— Да, разумеется, — Ирвинд Николаевич старался отвечать нейтрально, но это давалось с большим трудом. В голосе то и дело проскальзывала трусливая дрожь. И он знал: его трусость не остается без внимания.

— Очень хорошо, — женщина улыбнулась, прошла к столу. — Вы очень хороший исполнитель, — последнее слово она произнесла с нажимом. — Документация, легенда, договоренности на той стороне…

— Все готово. Вас будут ждать.

— Я знала, что на вас можно положиться. Согласитесь, хорошо, когда люди находят общий язык…

— Я хочу поговорить с дочерью, — Кривошей проигнорировал реплику ненавистной собеседницы.

— Ирвинд Николаевич, не разубеждайте меня в вашей эффективности и разумности. Вам было четко сказано: она находится в надежном месте, и ей комфортно. Неужели так сложно подождать окончания нашей маленькой прогулки?

— Маленькой прогулки?! — Кривошей вскочил на ноги. — Я сделал все, как вы говорили. Неужели это не стоит одного короткого звонка?

— Вы слишком напряжены, — поморщилась женщина. — Это плохо. Сходите куда-нибудь, расслабьтесь. А потом мы поговорим.

— Я…

— Что? — ее голос звучал тихо и вкрадчиво, но от него по спине Кривошея поползли мурашки, во рту пересохло.

— Ничего, прошу прощения, — он тяжело сел в кресло. — Я просто очень устал.

— Мы все устали. Уверяю вас, это ненадолго…

Стоило ему закрыть глаза – и он тут же видел мерцающий кристалл. Огромный, величественный, он кружился где-то над головой, целиком и полностью захватывал внимание. Но самое главное – письмена. Было в них что-то влекущее, но в то же время настораживающее.

До самого «Серого кардинала» никто не проронил ни слова. Свирши выделили для Александра Рома нечто вроде саркофага: плотный хитиновый контейнер, из которого откачали воздух. Сконев пытался сосредоточиться и обдумать последовательность самых первых действий. Но мысли то и дело сбивались, возвращались к увиденным образам. Необходимо поговорить с Хеели Де Хан. Возможно, это ускорит понимание общей картины. Аллари знает куда больше него, а потому ее консультация крайне полезна.

— Капитан, с вами все в порядке? — обеспокоенно спросил Чарльз Бишоп.

Сконев молча кивнул. Он не удивился вопросу десантника. Последние минут двадцать его мучила головная боль. Сначала Константин не обращал на нее внимания, списывая на последствия от прямого обмена информацией со свиршем, но чем дальше, тем все более резкими становились обжигающие сознание волны. Рождаясь где-то в затылочной части черепа, они расходились в стороны и, подобно мономолекулярным дискам, устремлялись прочь. Потом короткое облегчение – и новый зарождающийся диск. Но не только боль лишала почвы под ногами: пугал ее источник. Перед внутренним взором Сконева багровыми всполохами мерцали письмена. Именно их пламя заставляло сжиматься в ожидании новой волны. Каждый извивающийся символ раскаленным клеймом впечатывался в тело, душу, сознание.

Они почти добрались до корабля, когда Хеели Де Хан рухнула на металлические подмостки. Она не издала ни звука, такое ощущение, что ее просто выключили. Константин было метнулся к ней, но первый же шаг обернулся таким головокружением, что стены стартовой площадки поплыли и попытались поменяться местами с полом. Его кто-то подхватил под локоть, но Сконев нервно дернулся, освобождаясь.

— Помогите ей! — морщась, бросил он.

Константин понимал: аллари повторила ту же самую процедуру, которую прошел он сам, и теперь вполне может испытывать ту же головную боль.

Он чувствовал, как покрывается испариной. А что если это начало сумасшествия? Что если та могучая сила, которую он видел, таким образом берет его под контроль?

Голова раскалывалась. Дыхание перехватывало. Сконев сквозь черноту, опускающуюся на глаза, видел, как Бишоп подхватил на руки аллари и бросился к «Серому Кардиналу». Нил Джек разрывался между помощью капитану и охраной затравленно рыскающих взглядами по сторонам арестантов. Они бы наверняка попытались сбежать, но трофейный пистолет в руках десантника заставлял не один раз подумать, прежде чем решиться на отчаянный поступок.

— Я в порядке… — прохрипел Константин, делая шаг к кораблю.

Он не почувствовал падения. Просто мир немного качнулся и погрузился в густой мрак. Сначала окрики Джека доносились словно из-за стены, потом стремительно отдалились, исчезли вовсе. Сконев ощутил себя невесомой песчинкой в ледяной космической бездне. Единственное, чего он сейчас желал больше всего, — укрыться от вездесущих алеющих символов. Но они вились вокруг, жалили разум, впивались в тело.

От них не спрятаться, они повсюду, они часть тебя…