Когда мне стало лучше, опять собрался в Чечню. В Моздоке хотел заехать в госпиталь, к девушке, которая мне тогда помогла, вез ей конфет. Но накануне какой-то камикадзе въехал в ворота госпиталя на машине с взрывчаткой. Мне сказали, что все погибли, кто был в этом крыле госпиталя…

Приехал в полк. Пока в полку осваивался после госпиталя, научился печатать на машинке, чтобы хлеб зря не есть и не филонить. Печатал наградные, врачей посещал. Меня представили к медали «За отвагу», но так она почему-то и не пришла. Да и ехал я не за наградой.

В полку начались построения, зарядка, песни стали петь. Я и поехал домой. Третий контракт двух месяцев не дослужил.

С тех пор пятого ноября, на День разведчика, беру пять литров водки, спальник, и в лес…

«Кто поехал – тому и “привет”…»

Александр «Оккупант», сапер инженерно-саперной роты полка, сержант контрактной службы:

– Когда я приехал в полк, за убитого сапера, если подрыв его снят на видеокамеру, «чехам» платили 4500 долларов, а когда уезжал, то цена была уже 8500. Разве можно все это забыть…

Когда идешь со щупом или с рамкой, то ощущения на самом деле космические. Внимательно слушаешь наушники. Если раздается устойчивый писк, то значит, что там что-то есть. На противопехотную нажимную мину рамки у нас пищали 50 на 50, так что хрен его знает, есть мина или нет…

Машешь рамкой вокруг, определяя габариты того, что пищит, втыкаешь стальные спицы с красными флажками и буквой «М». Все прячут свои задницы подальше, одновременно прикрывая тебя. Если есть связь – доклад на базу. И начинаешь потихоньку ковырять.

Чеченцы делали закладки там, где время и момент позволяли. Когда они наш БТР подорвали, то прицел был в виде палки без коры. На бугорок ее воткнули, а с другого берега, когда БТР с палкой поравнялся, его и рванули. Бывали разные закладки. На скорую руку – это когда у них наблюдатель видит, что колонна собирается, то делают закладку куда угодно – в мусор, в трубы, в бревна и доски, в ямки на дорогах. Могут за ночь на проселочной дороге яму выкопать, пару нарядов от «саушки», сверху нажимной элемент, он же – промежуточный детонатор для снарядов. Кто поехал – тому и «привет»… Могли мину только на гусеницы поставить. Даже сразу не сообразишь, смотришь на дорогу – валяется пара расплющенных металлических предметов – банки, цинки, швеллера, что угодно, а провода от них уходят под землю к батарейкам. Вот эти два предмета и являются замыкателями для гусениц. А колесным машинам хоть бы хрен, можно весь день кататься. Для рамки вся земля звенит – гильзы и другой хлам.

Здесь я бы скорее отдал место практике. В теории всегда все безопасно и просто. Да и глаза уже сами ищут место, где бы можно закладку удачно сделать, поэтому всегда ребятам говорил: «Запоминайте, что изменяется на маршруте. Любую мелочь, все новое, любые перемещения предметов у домов».

Жутковато, когда идешь со щупом по горам и знаешь, что где-то здесь когда-то какой-то полк устанавливал минные поля для себя. Идешь, и ноги не то покалывает, не то пощипывает. Это же противоестественно: ступать на землю, зная, что в любой момент под ногами может рвануть.

С растяжками немного проще. Здесь главное – успеть ее заметить. Я обычно по горам с прутиком лазил. Идешь, глаза устают, а прутик не обманет. Если в преграду упрется – сразу загибается. Стоп, на колено и смотреть внимательно. Растяжка может быть прикрыта одной или двумя «эмпээнками».

В основном управляшки (управляемые мины. – Авт.) на кронах были, но попадались и с «мотороллами» и разными радиопримочками. Была у нас и машина-глушитель. Когда врубали глушилку, то вся связь вокруг пропадала. Даже менты в Алхан-Юрте просили ее глушить, когда колонну ждали. Ни у кого станции не работали – реально глушило все переговоры. Мы, чтобы самим связаться, тоже ее на точках глушили. Доложишь о прохождении точки и снова включаешь.

Иногда мы пели песню сапера: «Здравствуй, мама, возвратился я не весь, вот нога моя, в чулан ее повесь…»

В эти дни в полк прибыла еще одна большая партия контрактников…

Андрей Фомин, наводчик ПК 3-й мотострелковой роты, гвардии сержант:

– На гражданке надо было задуматься о работе. На работу было устроиться не проблема. По крайней мере, проблем не возникало с тем, что воевал в Чечне. Но что-то было не так. Тянуло. В июне пришел в военкомат и уже двадцать четвертого подписал контракт снова в 245-й полк. Тогда он стоял возле Урус-Мартана и Танги-Чу. Распределял прибывших по контракту сам Юдин Сергей Сергеевич. Меня и Ивана (из Ивановской области, служил по контракту пулеметчиком в третьем взводе третьей роты) определил в третью роту в наш же третий взвод. Через неделю снова приехал по контракту Серега (который вытаскивал Витьку Шкрума).

Конечно, было все. И засады, зачистки со встречным боем, раненые и невозвратимые потери. Но все это было уже не то и не так.

«Из кресла стоматолога – в военкомат…»

Глеб Н., зам. командира взвода разведроты полка, старший сержант:

– Сижу в кресле зубного врача в поликлинике, по радио услышал, что в Чечне опять гибнут пацаны. А буквально через два дома – военкомат. Я вышел от стоматолога и туда: «Хочу в Чечню». Поехал чисто из патриотических побуждений. Я и не думал, какие там деньги будут платить. Перед этим, после службы в армии, занимался с друзьями бизнесом, но дело не пошло, начали ссориться, меня это напрягало. Я знал, что правда есть только на войне, там, где настоящие мужчины, еще Хемингуэй сказал: «Каждый мужчина должен пройти войну».