Казалось бы, уж кто-кто, а ближайшие соратники Сталина во всех его начинаниях, включая самые жестокие и кровавые, должны были знать об истинных причинах столь необычного государственного лингвистического действа? Но, во-первых, Сталин даже им никогда не раскрывал истинные цели своих дальних замыслов, а во-вторых, после войны Сталин, некогда ближайших из них, все дальше отодвигал от себя и важных государственных дел. При этом вождь лично и в письменной форме информировал всех членов партийной верхушки: Берию, Булганина, Кагановича, Маленкова, Микояна, Молотова, Хрущева о своих готовящихся к печати языковедческих статьях. Но, насколько мне известно, только Молотов и Хрущев в случайных разговорах сочли нужным коснуться лингвистической эпопеи. На долгом закате жизни, то есть в 70–80-х годах XX века, Молотов мимоходом обмолвится: «Не зря Сталин занялся вопросами языкознания. Он считал, что когда победит мировая коммунистическая система, а он все дела к этому вел, – главным языком на земном шаре, языком межнационального общения, станет язык Пушкина и Ленина» [960] .

Получается, что ни о каком особом всемирном языке мирового коммунистического общества речь уже не шла. На повестке дня стоял вопрос о возведении новоявленной Вавилонской башни – всемирной социалистической системы, где всемировой социалистический лагерь и СССР были как бы ступенчатым подножием-пирамидой для советского владыки. Для обитателей этой башни «главным языком на земном шаре» должен был стать язык русский. Любой диктатор, замахивающийся на мировое господство всегда понимал (а Сталин тем более), что важнейшей скрепой всемирной державы является общий язык. Библейская история, живописующая о причинах и следствиях распада единства человеческого рода, как бы подталкивала их (и Сталина) к навязыванию человечеству всеобщего языка: латинского, арабского, монгольского, испанского, португальского, французского, английского, немецкого, а теперь вот и русского.

Помимо Молотова, которого Сталин после войны все решительнее отодвигал от себя и который по этой причине все менее был осведомлен о тайных пружинах сталинской власти, Хрущев, напротив, был в эти годы одним из приближенных к Сталину людей, и от него можно было бы ждать большей осведомленности. Приведу фрагмент из записи беседы Хрущева с делегатами Итальянской компартии 10 июля 1956 года, то есть уже после разоблачения «культа личности» Сталина:

«Тов. Пайетта интересуется, сам ли Сталин написал работу о языкознании.

Тов. Хрущев: Видимо, сам, при помощи языковедов. Нужно иметь в виду, что у Сталина были моменты просветления, когда он создавал весьма серьезные вещи. Например, многие положения Устава КПСС были продиктованы Сталиным, а вы сами видите, сколь в нем хорошие, чеканные формулировки» [961] . Немало людей до сих пор восторгаются «чеканными» формулировками Сталина. И Хрущев, который, похоже, мало что понял во всей этой языковедческой сталинской затее, вспомнил о ее начинателе с нескрываемым уважением.

Как это ни удивительно, но все перечисленные авторы (включая Лермита) оказались в чем-то правы, а по существу, все они ошибались: Сталин действительно искал повод заложить еще одну основу в идеологический фундамент своей державы. Он действительно медленно, но последовательно продвигался от идей интернационализма к суррогатному национализму, а точнее – к национал-сталинизму. Присутствовал здесь и грузинский национальный фактор. Действительно, Сталин в своих лингвистических писаниях часто опускается до пустопорожней риторики. Верно и то, что он внутренне был готов к практическому осуществлению мирового господства и к тому, что «когда победит мировая коммунистическая система… – главным языком на земном шаре, языком межнационального общения, станет язык русский». Но все эти проблемы и задачи – и множество других проблем и важных задач – выстроились перед ним как бы сами собой уже после того, как он пришел к решению низвергнуть Марра. А в основе большинства решений Сталина, особенно с того времени, когда он почувствовал себя «хозяином» на всем пространстве СССР и далеко за его пределами, были спонтанность и импровизация. В политической и житейской биографии Сталина сплошь да рядом можно наблюдать, как незначительный внешний толчок или мимолетное внутренне желание и соображение превращались в фактор серьезнейших внутренних и внешнеполитических событий. Ленин подметил в Сталине эту черту «спонтанности», обозначив ее в «Завещании» как «капризность». Эту черту с большим эффектом использовало ближайшее окружение Сталина, «подставляя» своих противников и искусно обращая внимание вождя на интересующие их проблемы. И не важно, что они же часто становились жертвами его внезапных капризов, которые многие до сих пор воспринимают как особую прозорливость. В Сталине все несовместимое совмещалось. Например, свои часто неудобочитаемые работы он шлифовал и оттачивал так, как не оттачивает и не полирует собственные сочинения даже профессиональный писатель или журналист. Но подлинно литературного блеска даже такая трудолюбивая шлифовка так и не давала. И наконец, формулируя вполне обычные мысли и часто плоские рассуждения в статьях и речах, он на полях книг или рукописей, которые, как он наверняка знал, никто при его жизни никогда не прочитает, иногда оставлял странные, «обжигающие» сентенции.

На поверхностный взгляд сверхзадача, которую Сталин ставил перед собой, связанная с языками, нациями и планируемым мировым устройством, была малозаметна. Как в те годы, так и в наше время многие повторяют сталинские же слова о необходимости избавить советское языкознание от «аракчеевского режима», установившегося благодаря господству «школы Марра». Поворот, который произошел по инициативе вождя, был столь внезапным и жизненно спасительным для многих ученых-лингвистов, что даже убежденные антисталинисты это ставят ему в заслугу, хотя именно Сталин и был главным виновником «аракчеевщины».

Буквально накануне дискуссии, с конца 1948-го и почти весь 1949 год, с санкции высших партийных органов и при непосредственном участии таких функционеров, как первый заместитель заведующего Агитпропа ЦК ВКП(б) В. С. Кружков, заведующий Отделом науки Агитпропа ЦК ВКП(б) Ю. А. Жданов и главный ученый секретарь АН СССР А. В. Топчиев, в печати велась шумная «борьба» с «безродным космополитизмом» в лингвистике, с рецидивами «буржуазной» компаративистики, а главное – за окончательное главенство «марксистского учения о языке» академика Н. Я. Марра. Поскольку заведующим Агитпропом и главным редактором «Правды» был в это время секретарь ЦК ВКП(б) М. А. Суслов, то эта промарровская кампания, без сомнения, велась с его санкции. И хотя у меня нет непосредственных доказательств того, что кампания началась по прямому указанию Сталина, сомнений и о его осведомленности на этот счет быть не может. В то время ни один заметный идеологический или пропагандистский шаг не мог быть сделан без ведома генерального идеолога. Если же такое случалось по недомыслию или самоуверенности, то наказание следовало незамедлительно. Без ведома Сталина тем более не решились бы действовать такие вышколенные функционеры, как Суслов или Кружков. Ю. Жданов, сын известного члена Политбюро А. А. Жданова и уже почти зять «самого» Сталина, буквально накануне этих событий неосмотрительно кинул пробный камень в адрес другого сталинского выдвиженца и любимца селекционера-биолога народного академика Трофима Лысенко. Сталин лично одернул сына ближайшего соратника, и тот поспешил откреститься от поспешной инициативы. По давнему неписаному правилу любая важная инициатива должна была исходить от «самого».

Конечно же, работники Агитпропа ЦК ВКП(б) действовали тогда в плановом порядке, проводя послевоенные профилактические мероприятия во всех идеологических областях, не забыли и о лингвистике. О серьезности заранее спланированной кампании говорит докладная записка Агитпропа на имя М. А. Суслова, датируемая по входящему штампу на документе 10 ноября 1949 года, подписанная В. Кружковым и Ю. Ждановым:

«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Суслову М. А.

Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в течение 1949 года провел проверку научной работы в области языковедения в Академии наук СССР, в академиях союзных республик и местных научно-исследовательских учреждениях. Проверка показала, что вопросы марксистско-ленинского языковедения разрабатываются неудовлетворительно, наблюдается активизация враждебного материалистическому языковедению направления, представители которого пытаются сохранить в неприкосновенности основы буржуазной науки о языке, научная работа оторвана от практических задач развития языка и письменности народов СССР.