Первый зал был пуст, а из соседнего доносился шум веселой компании ребят, игравших в дарты. Марку пива, которым здесь торговали в розлив, Уилф видел впервые, поэтому взял бутылку «гиннеса». Остался у стойки. Бармен зазвенел мелочью и отсчитал сдачу.

— Ну, как на улице?

Это был довольно полный седовласый человек, небольшого роста и в очках. Жилет расстегнут, рукава рубашки закатаны, видна татуировка.

— Ничего, — ответил Уилф.

— Холодно? — спросил бармен.

— Да не тепло.

Из соседнего зала попросили повторить. Бармен ушел.

Уилф вынул письмо от агента и раз в шестой или седьмой принялся его перечитывать, все пытаясь за стандартными фразами уловить важные для себя оттенки.

«Уважаемый мистер Коттон! Благодарю Вас за присланный мне экземпляр рукописи романа „Горькие рассветы“, а также за письмо издательства „Томас Рэнсом лимитед“. Возвращаю его Вам. Я согласен с тем, что Ваш роман весьма талантлив, и в то же время не могу не принять мнения о том, что обстановка, герои, сюжет Вашей книги могут несколько сузить круг ее читателей. Однако особого беспокойства по этому поводу, видимо, пока проявлять не следует. Ваш роман, бесспорно, отвечает современным издательским требованиям, и я, с Вашего разрешения, незамедлительно предложу его ряду фирм. Постараюсь держать Вас в курсе всех происходящих событий».

Что ж, неплохо… Даже здорово, елки — палки. И все же плясать от счастья не хотелось. Вечно надеясь, что завтра будет что-то новое, о дне завтрашнем мы грезим желаниями дня сегодняшнего. Но ведь завтра все может измениться. Жизнь умеет мешать человеческому счастью. Но неужели когда-нибудь от счастья жизни с Маргарет останется один только страх потерять ее и больше ничего? Он не мог себе этого представить. «Сними эту печаль, любимая, — говорил он ей. — Развей последний призрак прошлого, и мы навсегда уедем отсюда». — «Да, — отвечала она. — Теперь, когда со мной ты, я ничего не боюсь». И все же в глубине души она надеялась, что поиски их окажутся безуспешными, — он понял это, часами роясь вместе с ней в справочном зале городской библиотеки. Да и сам он в минуты раздумья задавал себе вопрос: а стоит ли? Старые раны все еще болят. И кто сказал, что, пытаясь их залечить, он не причинит еще большую боль? К концу пятого вечера он со вздохом отодвинул от себя бумаги. Перед его глазами причудливым узором плясали имена жителей города, названия улиц, где стояли их дома. Он взглянул на Маргарет — она глядела в никуда, кончик карандаша уткнулся в бумагу.

— Ничего нет, — тихо сказал он. — Черт, ну и работка! И главное, вдруг я пропустил? А у тебя как?

— Нашла, — ответила она, не оборачиваясь.

Он вскочил, скрип его стула резко отозвался в тишине читальни, и поглядел через ее плечо на то место, куда указывал карандаш.

Снова подошел бармен и, глядя на пустой стакан Уилфа, спросил:

— Повторить?

— Да, пожалуйста.

Бармен открыл бутылку «гиннеса» открывалкой, вмонтированной в стойку, налил полный стакан.

— Выпьете со мной?

— Ага, спасибо, — ответил бармен и налил себе. Они чокнулись.

— Ну, за удачу.

— Ваше здоровье!

Они поставили стаканы, и Уилф спросил:

— Слушайте, вы случайно не знаете такого Уолта Фишера, живет где-то рядом.

— Фишера-то? Как же, знаю, заходит он сюда. Ничего, довольно смирный. И жену по субботам приводит, ежели есть кому с детьми посидеть.

— А, так он семейный, да?

— Ну, жена, и малышни хватает.

— Газета свежая? — Ему совсем не хотелось читать, но любопытство победило. Он взял у бармена газету, поглядел на первую полосу.

— Значит, тот тип, что уделал эту из Кросс — парка, говорит, мол, и не знает, зачем это он, да? Ладно хоть сознался сразу. И кто ее дернул к себе его пускать? Сто лет не виделись, он выходит из тюрьмы, и она его к себе берет. Голова у нее не на месте, вот чего.

— Теперь-то на месте, — сказал Уилф.

— А? Ну да, правильно. Его вздернут, это точно. Кому он, гад, нужен?

— Я не верю в правильность высшей меры наказания, — сказал Уилф.

— С какой стати мы должны платить, чтоб он там в тюрьме прохлаждался?

— Можно ли мерить жизнь человека стоимостью его содержания в тюрьме?

— Так ее-то жизнь он того, — сказал бармен. И зачем? За полста.

— Там не только в этом было дело. Они были муж и жена, жили вместе.

— Оно, конечно, так. Я со своей, бывает, тоже спорю. Но я ж не бью ее по башке.

— Видимо, вы не так уж и сердитесь на нее.

— Ой, ну да чего… — бармену не очень-то хотелось препираться со странным посетителем, тем более сам пил пиво за его счет. — Я-то знаю, что надо, а что не надо, а этот тип не знает.

— Вешаньем не научишь.

Зачем он стал говорить об этом? Если бы оставили его в покое, он бы забыл. Но нет. Он свидетель. Да и вообще, можно ли забыть такое? Ведь он убежал, убежал, как испуганный мальчишка. Когда был ей так нужен, даже не смог дотронуться до нее. «Скорая» приехала через восемь минут. А она умерла, и рядом никого.

Бармен что-то говорил о том, как надо проучать людей. Слова его звучали словно как через завесу. Уилф вышел во двор, нужен был глоток свежего воздуха. Голова шла кругом.