Зачем же были установлены ограничения и почему допуск к остальным делам для прокуроров был закрыт? Год 1937-й — год великого террора, конечно, затмевал иные периоды и размеры беззакония. Период с момента октябрьского переворота и до 30-х годов, по мнению членов комиссии, в которую, кроме членов Политбюро ЦК, входили и председатель КГБ Чебриков, а потом, на его смену, — Крючков, был периодом революции, гражданской войны, бесконечных восстаний враждебных, контрреволюционных сил и иностранной интервенции; это было время классовой борьбы, ликвидации буржуазных партий, военного коммунизма, становления и выживания советской власти в стране. В связи с этим считалось, что все участники контрреволюционного движения были наказаны обоснованно, а потому подвергать пересмотру дела этого периода нет необходимости.

Запрещение касаться дел, относящихся ко второй половине 50-х, 60— 80-х годов, и ставить вопрос о реабилитации осужденных лиц тоже имеет свое скрытое объяснение. В этот период в большинстве случаев судили диссидентов, экстремистов, украинских и других националистов, противников вторжения советских войск в европейские страны народной демократии, Афганистан, непримиримое отношение к которым у партийной верхушки не поменялось даже после распада СССР и краха компартийного владычества. Кроме того, председатели КГБ и Чебриков — в прошлом главный организатор и специалист по преследованию диссидентов по всей стране, и Крючков, пользующийся у Горбачева (на его беду) большим авторитетом и оказывающий на него влияние, не желали допустить оправдания граждан, за которыми в свое время они сами охотились.

По Указу предусматривалась реабилитация всех лиц, репрессированных во внесудебном порядке, т. е. тройками, коллегиями ЧК-ГПУ, особыми совещаниями НКВД-МГБ-МВД. Не подлежали реабилитации в таком порядке, кроме прочих, работники названных органов, занимавшихся фальсификацией уголовных дел. В этой части авторы Указа снова не обошлись без пустых лозунгов и лицемерия. Во-первых, чекистов и геби-стов репрессировали не во внесудебном порядке, т. е. не по постановлениям троек или особых совещаний (такие случаи в практике пересмотра дел не встречались), а по приговорам трибуналов и военной коллегии Верховного суда СССР, чаще всего под председательством одиозных фигур — Ульриха и Орлова. Во-вторых, их судили не за фальсификацию материалов уголовных дел, что допускалось ими сплошь и рядом, а за участие в названных выше шпионских, диверсионных и прочих враждебных организациях. В-третьих, требования Указа не допускать реабилитации фальсификаторов запоздало, по меньшей мере, на четверть века, поскольку почти все осужденные в 30-х годах чекисты во второй половине 50-х и начале 60-х годов стараниями КГБ уже были реабилитированы, а потому возвращаться к этим делам никто не собирался. Лишь несколько бывших работников НКВД, дела которых еще не были пересмотрены, реабилитацию не получили.

Пересмотр архивных дел производился в условиях прежней полной секретности. Инструкцию об этом подписали Генеральный прокурор СССР и председатель КГБ СССР за № 42-с/13/40-с от 30 июля 1988 г. На этом основании все прокуроры и начальники управлений КГБ областей Украины получили соответствующие указания за подписью прокурора УССР и председателя

КГБ УССР.

В инструкции, в частности, указано:

'Учитывая повышенный интерес иностранных спецслужб и отдельных враждебно настроенных лиц к документальным материалам, относящимся к пересмотру уголовных дел и реабилитации невинно репрессированных граждан, обеспечить необходимый режим секретности. Установить, что члены группы без согласования с руководством центра не должны давать интервью и другую информацию о проводимых мероприятиях, кроме докладов по команде'.

Статья 3 Указа об определении порядка сообщения заинтересованным лицам о реабилитации выполнена тоже в духе старых тоталитарных традиций. Заявителям сообщалось, что такое-то лицо реабилитировано. Если гражданин по постановлению этих внесудебных органов был расстрелян, то близким родственникам, кроме того, сообщалось об этом устно. Всех остальных реабилитированных граждан, дела на которых были пересмотрены, никто не разыскивал и сообщения им не направлялись.

Под воздействием непрекращаю-щейся жесткой критики деятельности партийного и государственного руководства со стороны прогрессивных сил накануне развала Союза и агонии власти консервативные компартийные позиции во многих вопросах стали сдаваться одна за другой. В этот период Президентом СССР 13 августа 1990 г. был издан Указ “О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20—50-х годов”, которым, как видно из самого названия, разрешалось пересматривать дела не только за 30-е, но уже и за 20-е годы346. Так, наконец, открылась возможность заглянуть в тщательно скрывавшуюся кровавую большевистскую эпопею 20-го года в Крыму. Но работа по реабилитации тут же была приостановлена по всей стране, поскольку по Указу прежний порядок пересмотра дел и реабилитации был отменен, а новый не создан. В Украине работа по архивным делам не возобновлялась до выхода Закона УССР “Про реабілітацію жертв політичних репресій в Україні” от

17 апреля 1991 г. Несмотря на наличие в нем существенных недостатков, по сравнению с союзными законами, он является более полным и прогрессивным. Закон не содержит никаких ограничений относительно пересмотра дел за какой-либо исторический период, поэтому все дела о политических репрессиях, применявшиеся в судебном или во внесудебном порядке, какие только хранились на территории Украины, подлежали проверке*1. Была отменена столь излюбленная прежде секретность беззакония, массовости террора и процесса реабилитации. Пресса получила к документам беспрепятственный доступ. Более того, средства массовой информации обязывались систематически освещать состояние восстановления справедливости в отношении незаконно репрессированных граждан. Был установлен порядок, согласно которому разыскивались реабилитированные по уголовным делам люди или их родственники и им направлялись определенного образца справки, где уже не скрывалась мера наказания — расстрел, По Закону признаны реабилитированными все сосланные, высланные и раскулаченные. Однако “забыли” реабилитировать членов семей, утративших в результате террора своих кормильцев, сирот и детей, родившихся в заключении. Последующими нормативными актами была установлена и денежная компенсация за время пребывания узников под стражей и за конфискованное имущество. Но она оказалась довольно мизерной, несравнимой даже с компенсацией и материальным обеспечением оправданных и освобожденных из тюрьмы лиц и их семей, установленной в дореволюционной России (Собрание законов гражданских, ч. I, т. X).

Именно согласно Закону Украины “Про реабілітацію жертв політичних репресій в Україні” была выполнена основная работа по пересмотру архивных дел и реабилитации репрессированных. Для разбора и проверки большой массы дел, созданной гигантской репрессивной машиной советской власти за все годы ее господства, бригадам прокуроров по 5—10 человек во всех областях Украины, в Военных прокуратурах военных округов, в Генеральной прокуратуре Украины, а также группам работников областных управлений Службы безопасности, в частности Киевского управления, где в решении этих задач принимал активное участие подполковник А. В. Свен-цицкий, понадобилось 8—10 лет. Работой по применению Закона о реабилитации сосланных, высланных, раскулаченных и выплаты компенсации за утраченное ими имущество Комиссии областных Советов по вопросам восстановления прав реабилитированных занимаются до сих пор. Видимо, работы им хватит еще не на один год.

и|«ІЙІЯІІЯИйІІИ8і

Именно согласно этому Закону Украины были реабилитированы граждане, репрессированные в период 1920—1921 гг. в Крыму, которые поименно названы в настоящем издании, — военнопленные солдаты, казаки, офицеры, генералы и члены их семей; беженцы и возвращенцы; бывшие чиновники и пенсионеры, расстрелянные дети и медицинские работники госпиталей; служащие общества Красного Креста и мирные граждане, т. е. все жертвы большевистского террора по всем городам и поселкам Крыма.