–  Молодец, Миша, - сказал Степан, мой командир.
– Вовремя догадался.

–  Только так и надо в бою, - откликаюсь я.
– Врага надо бить совместно.

Находчивости и быстроты реакции Мише было не занимать. Однажды он сажал свой самолет с отказавшим мотором на маленький аэродром возле железнодорожной станции. Заход на посадку, как назло, был через нее. Самолет с неработающим мотором падал, как камень, на железнодорожные составы. Летчик видит, что ему не хватит высоты, чтобы дотянуть до аэродрома. Уже вот-вот он врежется в вагоны… Тут Агарков заметил, что у одного товарного вагона (он стоял как раз по направлению его полета) двери и с той, и с другой стороны открыты настежь. Деваться было некуда, и Миша нацелил туда свой «курносый» самолет. Конечно, плоскости остались в дверях вагона, а остальная часть проскочила сквозь них и закувыркалась по пристанционному пустырю…

Подбежавшие к самолету долго не могли вытащить летчика из кабины. Лицо его было окровавлено, срочно требовалась медицинская помощь. От удара у Михаила оказались выбитыми все передние зубы. Но, главное, сам он был невредим. А зубы - дело наживное. Вставив металлические, он выучился летать на дальнем бомбардировщике и до конца войны продолжал наносить бомбовые удары по объектам фашистской Германии. [43]

Но наши совместные полеты с истребителями продолжались недолго. Препятствием стала осенняя ненастная погода с низкой сплошной облачностью. В этих условиях нам пришлось действовать поодиночке и без сопровождения истребителями.

В это время - с октября по декабрь 1941 года - 98-й полк, ведя боевые действия против наступающих войск противника на Западном фронте, принимает непосредственное участие в обороне Москвы. Поскольку потребность в прикрытии наземных войск, оборонявших столицу, была большая, оставшиеся от эскадрильи Кулагина самолеты передали в другую истребительную часть. Но большинство ее летчиков остались в нашем полку и за короткое время здесь же, на месте, переучились для полетов на дальних бомбардировщиках и воевали на них до самой победы. Но в нашей памяти они больше сохранились как летчики-истребители, и нам еще не раз довелось вспомнить их самоотверженность в бою.

В начале октября аэродром Обоянь стал досягаем для неприятельских ближних бомбардировщиков и истребителей. Чтобы избежать потерь на земле, пришлось перебазироваться на восток, на полевой аэродром Чернянка, что между Старым и Новым Осколом.

Основным направлением боевых действий полка с этого аэродрома было тогда северо-западное, то есть в сторону Москвы, на которую нацеливались фашистские войска.

Осенняя непогода не позволяла выполнять боевые задания на средних и больших высотах, да и сами цели - танки, автомашины - можно было обнаружить только с высоты не более 400-500 метров.

В этих условиях нашим экипажам пришлось встретиться с очень интересным явлением, о котором все знали еще из школьных учебников, - с Курской магнитной аномалией. И хотя еще в первые месяцы войны нас предупреждали, что в этом районе магнитный компас может давать неправильные показания, столкнуться с этой «оказией» нам пришлось только в Чернянке.

Получив боевую задачу, поднимаем в воздух тяжело нагруженный самолет. Наша цель - скопление вражеских войск в районе Малоярославца. Низкие рваные дождевые облака не дают возможности набрать нужную высоту, и мы, вынужденные идти на малой, по магнитным компасам берем расчетный курс. Но по наземным ориентирам замечаем, что вместо северо-запада почему-то летим на северо-восток. [44] Догадываемся о коварном действии магнитного поля земли. Причина тому - огромные залежи железной руды. Ориентируясь визуально, направляем самолет в заданном, как нам кажется, направлении.

Стрелка компаса продолжает вести себя непривычно, странно: то прыгнет на 90 градусов вправо, то снова вернется в прежнее положение. Так продолжалось до тех пор, пока не вышли к Курску, где магнитная аномалия закончилась. Здесь наши компасы успокоились, и теперь по ним, более точно, берем нужное направление.

Все случалось на войне, но безвыходного положения не было. Врага били при любой аномалии, в том числе и магнитной.

Как- то после выполнения одного боевого задания садимся на аэродром и… видим -на старте стоит знакомый человек.

–  Степан, это же наш прежний начальник, заместитель командира в 220-м.

–  И то вижу, - отвечает он, - это майор Бровко. Очень хотелось бы с ним поговорить…

Заруливаем на стоянку и узнаем, что Бровко прибыл к нам, чтобы заменить командира полка Курочкина.

Вот подъезжает к самолету и сам Иван Карпович Бровко. Узнал нас, улыбается. Спрашивает, какие у нас есть просьбы, знакомится с нашими боевыми делами, размещением и питанием.

Мы рады, что командовать полком будет испытанный в боях командир, бывший штурман, участник сражений в Испании, депутат Верховного Совета РСФСР. И действительно, Иван Карпович Бровко своим умением, своим примером сумел приумножить боевые заслуги нашего полка, который стал потом гвардейским.

С новым командиром 98-й полк с еще большей энергией, чем прежде, продолжал осенью 1941 года бороться с наступающими фашистскими войсками.

Осенняя погода не позволяла нам наносить удары по врагу в одном строю, поэтому боевые задачи, в большинстве случаев решаем одиночными экипажами. Используем как укрытие от вражеских истребителей и осеннюю облачность. Однако при частых полетах в облаках у некоторых воздушных стрелков появлялась известная успокоенность (стрелять-то было невозможно). Наблюдалось это и в нашем экипаже. [45]