Шрифт:
"Он знает, – подумал я. – Знает, что скоро конюшни останутся без наличных”.
Я никак не мог решить, достаточно ли хорошо он себя чувствует, чтобы обсудить данный вопрос, и захочет ли он вообще со мной разговаривать. Мы ни разу в жизни ничего с ним не обсуждали: он приказывал, а я либо слушался, либо – нет. Он поступал так со всеми и с владельцами лошадей тоже. Все они в какой-то степени перед ним благоговели, а некоторые так просто его боялись, но не забирали своих лошадей из конюшен, потому что из года в год он выигрывал самые престижные скачки.
Отец спросил, какие нагрузки мы даем на тренировках. Я начал рассказывать. Он слушал меня, скептически скривив рот и приподняв бровь, всем своим видом показывая, что сильно сомневается в моих знаниях. Я продолжал говорить, не обращая внимания на его мимику и вспоминая все, что могло представлять для него интерес.
– Передай Этти, – сказал он, – чтобы она подготовила список проведенных испытаний на каждую лошадь, с указанием нагрузок по скоростной выносливости.
– Хорошо, – с готовностью согласился я. Он пытливо посмотрел мне в лицо, стараясь разглядеть на нем следы обиды, и, по-моему, был крайне разочарован, ничего такого не заметив. Антагонизм между стареющим отцом и взрослым здоровым сыном – явление повсеместное, и я не мог обижаться. С другой стороны, я не собирался потакать всем его капризам, а он даже представить себе не мог, какой колоссальный опыт я накопил в общении с людьми самых разных профессий.
– Можно взять заявки домой? – спросил я. – Тогда Этти будет заранее знать, как готовить лошадей к тем или иным скачкам.
Глаза его сузились, губы поджались, и он объяснил, что был лишен возможности составить заявки: лечение и рентген отняли у него все свободное время и помешали сосредоточиться.
– Может, нам с Этти попробовать?
– Ни в коем случае. Я все сделаю.., когда будет время.
– Хорошо, – добродушно согласился я. – Как твоя нога? Ты сегодня совсем неплохо выглядишь.
– Болит меньше, – признался он и стал разглаживать ровную, без единой морщинки, простыню. Сказывалась привычка: все, что его окружало, должно было быть аккуратным, пристойным и чопорным, как его душа.
Я спросил, не надо ли ему чего-нибудь. Может, книгу? Фрукты? Шампанское? Как и большинство скаковых тренеров, отец считал шампанское чем-то вроде улучшенного варианта кока-колы, напитка, который если и стоило пить, то только по утрам.
Он задумался, чуть склонив голову.
– В Роули Лодж, в погребе, осталось несколько маленьких бутылок.
– Я тебе принесу, – пообещал я.
Отец кивнул. Никогда еще, как бы я ни старался ему угодить, он не сказал “спасибо”. Я улыбнулся про себя. Если настанет день, когда отец поблагодарит меня, можно считать, что он перестал быть самим собой.
* * *
Позвонив по телефону прямо из больницы в Хэмпстед, я сел в “Дженсен” и отправился домой.
Джилли закончила красить стены в спальне, но мебель все еще стояла в прихожей.
– Жду, когда пришлют ковер, – сообщила она.
– Прекрасно. Сходим пообедать?
– У меня сегодня грейпфрутовый день.
– А у меня – нет. Я не завтракал и голоден, как волк.
– Только послушай, какой мне дали прекрасный рецепт. Берешь грейпфрут, режешь пополам, посыпаешь сахарином и ставишь в горячую духовку. Есть надо, пока не остыл...
– Нет, – твердо заявил я. – Как хочешь, а я иду в “Императрицу"
С грейпфрутовой диетой было покончено. Джилли обожала этот ресторан.
– Да? Ну ладно, не могу же я допустить, чтобы ты скучал за столиком в одиночестве. Подожди, сейчас надену вечернее платье.
В “Императрице”, как всегда, было тихо, спокойно и просторно. Джилли заказала креветки в собственном соку, цыпленка в сметанном соусе и рассмеялась, поймав на себе мой иронический взгляд.
– Отложим грейпфрут на завтра, – сказала она. – Как твой отец?
Я ответил, что ему лучше, но ненамного.
– Сказал, что сам составит заявки, – объяснил я, – но пока еще даже не начинал. Утверждает, что у него совсем нет времени, а сестра говорит, что он почти все время дремлет. Его здорово тряхнуло, и он все никак не может прийти в себя.
– Что же ты собираешься делать? Ждать, пока он поправится?
– Не могу. Заявки надо подать к следующей среде.
– Зачем?
– Чтобы лошади ненароком не остались в конюшнях, в то время когда им следует отрабатывать свой хлеб на ипподроме. Их клички необходимо внести в списки скачек в Честере, Аскоте и на призы в Ньюмаркете.
– Значит, это сделаешь ты, – сказала она, как нечто само собой разумеющееся. – И все они выиграют.
– Лучше неудачная заявка, чем никакой. – Я вздохнул. – И по теории вероятностей, должен же я хоть где-то угадать.