«Всмъ извстно,» разсказываетъ въ своихъ запискахъ тотъ же священникъ, «что помщики-псари за одну борзую суку отдавали цлую деревню съ крестьянами.»

«Бываютъ даже такіе негодяи,» разсказываетъ въ своихъ воспоминаніяхъ о Россіи венгерскій путешественникъ Текели, «которые ставятъ на карту своего крпостного и проиграютъ его.»

Одинъ помщикъ установилъ у себя такія правила: всякій праздникъ дворовые должны являться къ нему на поклонъ; за неявку тысячу розогъ. Если крпостной не говлъ и не пріобщался — пять тысячъ розогъ, и т. д.

Вообще, не говоря уже о розгахъ, самыя жестокія наказанія, какъ то: цпи, палки, плети, рогатки — были на святой Руси въ то время и еще много лтъ посл повседневнымъ явленіемъ. До какого издвательства надъ человческой личностью доходили помщики, можетъ указать примръ помщика Ефимова, приказавшаго жен своего двороваго выкармливать грудью двухъ щенятъ. Мужъ этой женщины не стерплъ и утопилъ барскихъ щенятъ. Тогда помщикъ приказалъ поджаривать ему ноги на раскаленныхъ угольяхъ.

Крпостные крестьяне генеральши Толстой послали къ ней своего мірского челобитчика, просить о сбавк оброка. Генеральша велла обрить ему голову и бороду, надть ему на шею желзную рогатку съ заклепами, «дабы ему не имть покою», и заставила его съ этой рогаткой работать на кирпичномъ завод. Другой помщикъ отдалъ свою крпостную двушку учиться плести кружева. Когда она вернулась изъ ученія, ее принуждали работать сверхъ силы: «просиживать каждый вечеръ по дв свчи». Молодая семнадцатилтняя двушка не выдержала и убжала въ Москву къ своей прежней мастериц. Ее отыскали, заковали въ желзо, приковали къ стулу и опять заставили въ такомъ вид работать. Двушка наложила на себя руки, но не успла совсмъ перерзать себ горла и промучилась цлый мсяцъ. И такъ и умерла въ кандалахъ. Это вопіющее дло было скрыто и помщица осталась безъ наказанія.

Иногда помщики истязали своихъ крпостныхъ просто ради забавы. Такъ одна тульская помщица любила щи съ бараниной, и когда ла эти щи, то приказывала счь предъ собой варившую ихъ кухарку, не потому что та дурно сварила, а просто ради своего удовольствія.

Такъ, видимъ мы, изощрялись грубые, невжественные помщики надъ своими крестьянами. Даже у самыхъ добрыхъ баръ жизнь крпостныхъ была невыносимой. У помщиковъ, отъ природы обладавшихъ злымъ характеромъ, она превращалась въ сплошной адъ.

Такіе помщики не останавливались ни передъ какими мученіями, истязаніями и даже передъ убійствомъ своихъ подданныхъ. Въ особенности ярко показало дло извстной Дарьи Салтыковой, или, какъ называлъ ее народъ, Салтычихи, до чего можетъ доходить озврвшій помщикъ: «Эта Салтычиха, по смерти своего мужа, тоже жестокаго помщика, въ теченіи шести лтъ безнаказанно мучила своихъ крестьянъ, преимущественно женщинъ и двушекъ, а иногда и мужчинъ. Она била ихъ скалкой, полньями, утюгомъ, плетью, жгла имъ на голов волосы, лила на лицо горячую воду. Ея конюхи заскали по ея приказанію до смерти людей кнутами. И все это происходило не въ глуши какой-нибудь, а въ самой Москв, а также въ подмосковномъ сел Салтыковой. Вотъ нсколько случаевъ, раскрытыхъ потомъ судебнымъ слдствіемъ.

Двороваго Хрисанфа Андреева помщица сама била кучерскимъ кнутомъ, потомъ велла бить его своему конюху; потомъ выставила его на морозъ и продержала всю ночь на мороз; на другой день опять била его палкой, жгла раскаленными щипцами и лила на голову горячую воду; когда несчастный упалъ она все продолжала колотить его. Посл этихъ истязаній она отправила избитаго, еще живого Андреева въ свое подмосковное село, но по дорог несчастный умеръ.

Дворовую двушку Петрову она забила до смерти на возвратномъ пути съ богомолья (Салтыкова, какъ и многіе подобные изверги, отличилась большой набожностью). Прежде всего она взбила ее скалкой за нечисто вымытый полъ; затмъ конюхъ по ея приказанію билъ Петрову кнутомъ и загналъ ее въ прудъ, а дло было въ ноябр. Продержавъ ее нсколько времени по горло въ вод, Салтыкова вновь заставила ее мыть полъ, но обезсилвшая отъ побоевъ двушка уже не могла исполнить приказанія. Тогда Салтычиха при помощи своего гайдука опять принялась бить ее и била до того, что къ вечеру двушка скончалась.

Подобнымъ же образомъ была забита до смерти батогами Прасковья Ларіонова. Когда ее скли то Салтычиха кричала: „Бейте до смерти, я сама въ отвт и никого не боюсь“. Когда тло убитой женщины повезли изъ Москвы, на него посадили ея груднаго младенца, который такъ и замерзъ по дорог на труп своей матери.

Салтыкову обвиняли въ убійств 75 человкъ. Судъ призналъ вполн доказаннымъ убійство тридцати восьми человкъ, въ убійств двадцати шести оставилъ въ подозрніи.

Слдствіе о ея преступленіяхъ начиналось двадцать одинъ разъ и каждый разъ прекращалось безъ всякихъ послдствій.

Наконецъ, посл шестилтнихъ проволочекъ, состоялось ршеніе суда, по которому Салтычиха приговаривалась къ наказанію кнутомъ и къ ссылк въ карторжную работу. По Высочайшему приказанію приговоръ былъ измненъ и было велно лишить преступницу дворянскаго званія, продержать ее часъ времени у позорнаго столба, а потомъ надть оковы и отвезти въ одинъ изъ женскихъ монастырей подл какой-нибудь церкви, гд посадить въ подземную тюрьму. Въ такой подземной тюрьм Салтычиха просидла одинадцать лтъ, а затмъ ее перевели въ каменную тюрьму, пристроенную къ церкви, гд она прожила еще двадцать два года и даже родила тамъ ребенка отъ своего сторожа.

Вс чиновники, высшіе и нисшіе, которые скрывали преступленія Салтыковой, остались безъ всякаго наказанія.

Александръ I въ начал своего царствованія, сознавая весь ужасъ крпостнаго права, носился съ мыслями объ его уничтоженіи. Но какъ извстно, благими намреніями устланъ адъ, и посл всхъ хорошихъ общаній, что оставивъ въ полной сил прежнее крпостное право, ограничился ничтожнымъ указомъ о вольныхъ хлбопашцахъ.

При Александр не была даже ограничена власть помщика надъ крестьянами; въ его царствованіе крестьянъ продолжали также мучить, какъ во времена Екатерины. Одна помщица, важная барыня, носила фальшивые волосы, которые ей расчесывалъ крпостной парикмахеръ. Чтобы никто не узналъ, что у нея поддлные волосы, помщица держала этого парикмахера въ желзной клтк у себя въ спальн. Онъ три года пробылъ въ такомъ заточеніи, а когда, наконецъ, ему удалось бжать, то на него страшно было взглянуть: онъ былъ блденъ и сгорбленъ, какъ дряхлый старикъ. Между тмъ барыня обезпокоилась побгомъ парикмахера и хотла во что бы то ни стало отыскать его. Для этого она обратилась къ самому императору. Государь поднялъ на ноги всю полицію когда ему сообщили въ чемъ было дло. Александръ, вмсто того, чтобы наказать ее, какъ требовалъ даже русскій законъ, позаботился лишь о томъ, какъ бы успокоить взволнованную помщицу. Ей объявили, что парикмахеръ утонулъ въ Нев.