Шрифт:
Кто не давалъ желаемыхъ ими отвтовъ, по невднію происшествій, о которыхъ его спрашивали, или изъ опасенія необдуманнымъ словомъ погубить невинныхъ, того переводили въ темный и сырой казематъ, давали сть одинъ хлбъ съ водой и обременяли тяжкими ручными и ножными кандалами. Посл того, могли признанія обвиняемыхъ, вынужденныя такими насильственными средствами, почитаться добровольными? Часто они были не истины, и показанія нкоторыхъ обвиняемыхъ, упавшихъ духомъ, содержали въ себ вещи, несбыточныя и до того нелпыя, что человкъ въ здравомъ ум и съ полнымъ сознаніемъ никакъ не могъ бы наговорить такого вздора во вредъ себ и товарищамъ.»
Подъ конецъ для характеристики инквизиціоннаго характера этого слдствія приведемъ еще только показанія барона Розена.
«Припомните» — пишетъ онъ — «какъ содержались по этому длу арестанты въ крпости, ихъ казематы; надвали наручники, кандалы; на нкоторыхъ и то и другое одновременно, уменьшали пищу, безпрестанно тревожили сонъ ихъ, отнимали послдній слабый свтъ, проникавшій чрезъ амбразуру крпостной стны въ окошечко съ ршеткой частого переплета, желзныхъ пластинокъ и согласитесь, что эти мры жесточе испанскаго сапога британскаго короля Іакова II и всхъ прочихъ орудій пытки. Пытка при Іаков нсколько минутъ, часовъ, иногда въ присутствіи короля, а наша крпость продолжалась нсколько мсяцевъ.»
Комитетъ ршилъ предать верховному уголовному суду 121 человкъ. Изъ нихъ принадлежали къ сверному обществу 61, къ южному 37, къ обществу соединенныхъ славянъ 23.
Пять подсудимыхъ были приговорены къ смертной казни. Эти пять были: Павелъ Пестель, Кондратій Рылевъ, Сергй Муравьевъ-Апостолъ, Михаилъ Бестужевъ-Рюминъ и Петръ Каховскій. Остальные по смягченію приговора были приговорены къ боле или мене продолжительнымъ каторжнымъ работамъ и ссылк въ Сибирь.
На ночь на 13 Іюля, на валу Петропавловской крпости устроенъ былъ помостъ съ вислицей. Туда были приведены осужденные и посл совершенія надъ всми обряда разжалованія, было приступлено къ исполненію приговора надъ осужденными къ повшенію.
Рылевъ, Сергй Муравьевъ-Апостолъ и Михаилъ Бестужевъ-Рюминъ сорвались съ петель, причемъ одинъ изъ нихъ сказалъ: «Чортъ побери, у насъ въ Россіи даже повсить какъ слдуетъ не умютъ.» Несмотря на то, что по закону въ такомъ случа слдуетъ помилованіе ихъ повсили еще разъ. Тла были скоро сняты и погребены неизвстно гд.
14 Іюля на сенатской площади отслужено было «какъ бы въ очищеніе», по словамъ Бенкендорфа, «этого мста отъ посрамившихъ его злодяній и вмст съ тмъ въ поминовеніе павшихъ 14 Декабря жертвъ чести и своего дла», благодарственное молебствіе.
Но и даже тогда нашелся священникъ, не принимавшій участіе въ очистительномъ молебствіи.
Протоіерей Мысловскій въ то время въ черномъ облаченіи служилъ въ Казанскомъ собор панихиду. Случайные богомольцы слыхали произнесенныя Мысловскимъ имена: Сергя, Павла, Михаила, Кондратія, Петра. Это были имена 5 повшенныхъ декабристовъ.
Возстаніе 14 Декабря подавлено, потоплено въ крови. Участники возстанія тяжело поплатились за свое самоотверженіе, за свою горячую любовь къ родин. Николай празднуетъ торжественно свою побду и детъ въ Москву короноваться. Начинается тридцатилтнее царствованіе «труднозабываемаго», по мткому выраженію Герцена. Николай былъ по натур своей тиранъ и ярый поклонникъ абсолютизма. Цлью своей жизни Николай поставилъ сдлаться неограниченнымъ властелиномъ Россіи и безпощадно подавлялъ всякую оппозиціонную и революціонную попытку. Подавлять революціи не только въ Россіи, но въ всей Европ — было какъ бы жизненнымъ призваніемъ Николая I. Цпь шпіонская и полицейская тсно обхватила несчастную Россію. Знаменитое третье отдленіе и не мене знаменитый начальникъ его Бенкендорфъ безраздльно господствовали во всхъ отрасляхъ правленія. Бенкендорфъ, зврь въ образ человка, былъ правой рукой Николая, пока его не столкнулъ Клейнмихель, Аракчеевская креатура, и не заставилъ 1844 подать въ отставку. Мсто Бенкендорфа занялъ графъ Орловъ, котораго Николай третировалъ иногда какъ мальчишку, но который, говоритъ одинъ нмецъ, сосредоточиваетъ въ своихъ рукахъ власть большую, чмъ какой-нибудь первый министръ; вс власти дрожали передъ третьимъ отдленіемъ и не одинъ чиновникъ, какъ высоко онъ ни былъ бы поставленъ, и не одинъ помщикъ, какъ богатъ и знатенъ онъ бы не былъ, не чувствовалъ себя въ безопасности отъ всемогущаго начальника третьяго отдленія.
Современная наука казалась Николаю совершенно излишней роскошью и въ особенности начиная съ 1848 г., Николай наложилъ на прессу и университеты желзные оковы. Закрытъ былъ доступъ въ Россію заграничной прессы. Министръ народнаго просвщенія Тишковъ, былъ человкъ совершенно въ дух Николая; немногимъ лучше были князь Ливенъ и послдовавшій за нимъ Уваровъ. Уваровъ въ 1833 устроилъ въ Кіев университетъ, но постарался препятствовать свобод преподаванія и окончательно убилъ всякую охоту къ занятіямъ какъ у профессоровъ, такъ и студентовъ. Студенты университетовъ — какъ описываютъ современники — въ особенности провинціальныхъ, пьянствовали, играли и занимались удалыми приключеніями, драками съ полиціей, съ кузнецами и другимъ рабочимъ народомъ. Даже въ Петербург не рдко мертвецки пьяные студенты валялись по улицамъ. Николай довелъ учащуюся молодежь до послдней степени униженія, закрылъ польскіе университеты, уничтожилъ въ Россіи окончательно слды умственнаго движенія.
Въ Казани профессоръ государственнаго права читалъ свои лекціи по своду законовъ, изъ свода онъ выбралъ т статьи, которыя ему были нужны и читалъ ихъ безъ всякаго измненія въ текст, какъ законоучитель выбираетъ буквально слова катехизиса. Вставить свое слово ему запрещалось, онъ могъ внести ересь въ чистоту идей русскаго государственнаго права. Съ этой цлью профессоромъ государственнаго права сдланъ былъ полякъ, удаленный въ Казань по политической неблагонадежности. Распоряженіе оправдывалось его неблагонадежностью. Посл 1848 даже Уваровъ, безпрекословно подчинявшійся всмъ капризамъ Николая, показался ему черезчуръ либеральнымъ и долженъ былъ выидти въ отставку. Уваровъ былъ въ особенности уязвленъ сатирой, написанной на него въ 1835 году Пушкинымъ, посвященной имъ наслднику Уварова князю Юсупову: «На выздоровленіе Лукилиса». По этому поводу Пушкина позвали къ Бенкендорфу. «Вы написали на Уварова сатиру!» сказалъ ему грозный начальникъ третьяго отдленія. «Нтъ, это я написалъ на Васъ» отвтилъ ему Пушкинъ. Бенкендорфъ былъ повергнутъ въ совершенное изумленіе. «Помилуйте, тамъ сказано, что не буду больше красть казенныя дрова. Разв я краду казенныя дрова?» «А Уваровъ крадетъ разв казенныя дрова, что онъ принялъ это на себя?» Бенкендорфу пришлось замолчать, но съ тхъ поръ ненависть Уварова не знала никакихъ границъ и надо полагать, что онъ былъ или составителемъ анонимныхъ писемъ, послужившихъ поводомъ къ дуели Пушкина съ барономъ Д'Антеса, или по меньшей мр имлъ весьма близкое отношеніе къ ихъ составителямъ. Къ этой придворной камарильи относятся извстныя слова Лермонтова:
А вы, надменные потомки Извстной подлостью прославленныхъ родовъ, Пятою рабскою поправшіе обломки, Игрою счастья обиженныхъ родовъ! Вы жадною толпой стоящіе у трона Свободы, генія и славы палачи!Еще хуже обстояло дло съ русскимъ просвщеніемъ во времена Тиронскаго-Тихматова и Норова. Во времена Норова сдлались популярными слова князя Меньшикова: «Прежде просвщеніе тащилось у насъ какъ лнивая лошадь, но все же шло на четырехъ ногахъ, теперь идетъ оно на трехъ да еще съ норовистой лошадью».