Наш арьергард в Алуште - 421-я стрелковая дивизия и приданный ей батальон морской пехоты. Он не располагал удобными оборонительными позициями, и противник хотел выбить его танковым ударом.

Дрались трое суток. Благодаря героизму солдат, матросов и командиров удерживали Алушту, обеспечивая отход частей Приморской армии. Под прикрытием арьергарда батальоны и полки генерала Петрова прочно укреплялись на южных и юго-восточных подступах к морской крепости.

Немцы, неся значительные потери, все же вошли в Алушту. Но не успели они очухаться от трехдневных изнурительных боев, как сами оказались в положении обороняющихся. Соединение Красной Армии штурмовало… Алушту. Это была 48-я кавалерийская дивизия под командованием генерала Аверкина. Дивизия хотела прорваться на Судак, но для этого требовалось занять Алушту. И кавалеристы пошли на танки. Они заставили южный авангард Манштейна задержаться еще на трое суток, теперь уже в самой Алуште. Эти трое суток позволили командарму Приморской генералу Петрову вытянуть с Южного побережья не только последнюю пушку, но и последнюю тыловую лошаденку.

…Немцы вошли в Ялту с трех сторон: Гурзуфа, Красного Камня, потом с Ай-Петринской яйлы.

Боев в городе не было.

Догорало то, что было подожжено нами.

Ялта встретила немцев ветром, молчанием, пустой набережной, по которой носились вихрем обрывки бумаг вперемешку с палой листвой.

В узеньких переулках валялся домашний скарб, у разорванных мешков с крупой чирикали воробьи.

Первый немецкий танк, осторожно ощупав улицу Свердлова, спустился к порту, повернул на набережную, для острастки дал два выстрела и остановился у «поплавка».

Из машины высунулся загорелый танкист, спрыгнул на асфальт, размялся и что-то крикнул. Вышел из танка экипаж.

Немцы побежали к морю. Еще два танка подошли, а за ними машины с пехотой.

Солдаты шумели, смеялись, бросали в воду камушки - кто дальше?

Немцы как будто не видели города, его домов, не замечали ярких красок на балконах и амфитеатра гор, броско разукрашенного умирающей листвой.

Они подурачились, потолкались по набережной, кое-кто из них заглянул в покинутые магазины, но они были пусты.

Раздалась команда, танкисты четко выполнили ее, и машины тронулись. Они спешили. Курс на запад, на Севастополь.

Какая- то часть раскинула бивак в городском саду. Задымили походные кухни, солдатня загремела котелками. Играли на губных гармошках, громко смеялись.

И эти немцы отнеслись к городу с полным равнодушием.

Ялтинская пацанва сперва робко, а потом смелее и смелее приближалась к солдатам.

Мальчишек никто не трогал, а наоборот, немцы стали подмаргивать ребятишкам, а один совсем расщедрился и бросил банку консервов.

Ударило горячо солнце, солдаты бурно приветствовали его появление, оголились до пояса и стали загорать.

Двое суток шли передовые части.

А город жил своей незаметной жизнью. Больницы, родильный дом, диспансер… Там люди оставались на своих местах. Жизнь продолжается и в самых невероятных условиях. Помню случай в Венгрии. Это было в начале 1945 года, мы ворвались в заштатный городок. Немцы хотели выбить нас из него, и завязался тяжелый бой. Даже нам, испытанным солдатам, было нелегко. Пушки били прямой наводкой. Я поднял наблюдательный пункт на крутую крышу большого дома. Внизу стоял кромешный ад. И вдруг случайно заглянул в окно третьего этажа соседнего дома. Там целовалась молодая пара, целовалась страстно.

…В Ялте есть хирургическая клиника имени Пирогова, ведал ею кандидат медицинских наук Дмитрий Петрович Мухин. В военные дни клиника заполнилась тяжелоранеными.

Раненых, кого можно было, эвакуировали, а человек восемь-десять осталось; естественно, остался и доктор Мухин со своими помощниками.

В первый день оккупации Дмитрий Петрович пришел в клинику, как всегда, безукоризненно выбритый, собрал сотрудников на пятиминутку, сказал:

–  Сегодня оперируем Николаева из двенадцатой палаты и Ускова из четвертой. Клавдия Ивановна, как автоклав?

Хирургическая сестра заявила, что в автоклав проходит воздух.

–  Найдите мастера!
– сердито приказал Мухин.

После операции Дмитрий Петрович позвал завхоза:

–  Как с углем?

–  Есть он, только не знаю, на чем доставить.

–  На себе перетаскаем. Зима под носом, а время…

В этот же день в ялтинском родильном доме родились две девочки и один мальчик. После полудня хирург спас от смерти женщину с внематочной беременностью.

Жизнь продолжалась, хотя по набережной шли и шли немецкие войска.

Прибыл в город румынский батальон, стал на окраине, в Дерекое.

Солдаты обшарили курятники, прикатили бочонок вина, разделали барана, и начался походный пир.

Там уже раздавался женский смех, жалобно стонала скрипка.

Убрались солдаты передовых частей, и пришла машина оккупации: коменданты, гаулейтеры, гебитскомиссары, гестаповцы, зондер- и виршафткоманды и прочие вешатели и грабители.

Гестапо со знанием дела, с толком и с расстановкой подбирало себе резиденцию.

Нашлось серое, с башнями и бойницами, глубокими подвалами, закрытым двором, железными воротами здание, что-то среднее между рыцарским замком и прусским казематом. Оно было скрыто от глаз высоким каменным забором.