–  Пять пальцев - пять групп, дислокация от Ялты до Никитских ворот. У каждой собственный тайник, понял? Притрутся, оглядятся - и айда на дорогу! Трах-тараррах - в тайник, отсиживайся.

–  А если обнаружат этот самый тайник? Людей-то перебьют!

–  А на войне, товарищ начальник штаба района, и убивают.

Переглянулся с Тамарлы. В словах Мошкарина не было уверенности. Сомневался и сам Тамарлы.

Неожиданный шум из штабной землянки прервал нашу беседу.

Мошкарин беспокойно крикнул:

–  Кто там?

–  Разведка из Ялты. Она у Становского.

–  Степу ко мне!

Степан Ипатьевич Становский. Личность оригинальная. Отращивает усы на запорожский лад, курит трубку, говорит басом, хохочет к месту и не к месту. Но нельзя не заметить: трясется от смеха, а глаза не смеются. Они как бы живут самостоятельно, смотрят на всех из далеких глубин, и смотрят пристально.

–  Я туточки, командир.

–  Выкладывай данные, и чтобы без фантазий.

–  Это мы могем.
– Позже я заметил, как Степан к месту и не к месту употребляет словечки «могем», «швыдче», «нехай ему сатана в печенку»…

–  И покороче, - потребовал командир.

Улыбка слетела с губ отрядного разведчика.

–  Есть! Бургомистром города Ялты назначен его величество доктор Василевский.

Ахнули:

–  Хирург?

–  Он самый. А на бирже труда подвизается доктор Петрунин, Аверьян Дмитриевич, нехай ему сатана в печенку!

–  А кто на «Массандру» сел?
– не стерпел я.

–  Господин Петражицкий!

Не может быть! Этот респектабельный господин, тихоня, белолицый, с усталыми, мало что говорящими глазами. Заместитель главного винодела, всегда и всеми довольный. Сволочь!

–  Никитский сад в чьих руках?

–  У бывшего помещика профессора Щербакова!

Вот те и раз: такой большой ученый, гордый, со словом к нему запросто не полезешь. Я с его сыном Петром, механизатором, дружил, был на приеме у наркома. Хорошо Петр об отце говорил, уважительно.

Что- то во мне вздрагивает: почему такие, как профессор Щербаков, идут на службу к врагам?

–  А где Митин?
– Голос Мошкарина возвращает меня к действительности.

–  Надя доносит: каждое утро в гестапо как на службу ходит. Можно укокошить!

–  Его, гада, живым взять! И давай, Степа, вот что: аллюр три креста, и чтобы связной к вечеру был в землянке Андреева. Пусть боевые пятерки покидают стоянки, и все марш в отряд.

–  Правильно!
– подхватывает начальник штаба.

Становский уходит выполнять приказ, у меня как тяжелый груз с плеч: опасно так раздроблять отряд. Молодец Мошкарин, понял.

Отрядный доверчиво стукнул меня по плечу:

–  Ты, начштаба, не думай, что здесь «Иван Ивановичи - отдай гармонь!». Соберу весь отряд и бабахну по самим Долоссам. Мыслишка такая во мне бродит. Вот аукнется!

–  А получится?

–  Ты слушай!
– Мошкарин со страстью выкладывает свой план удара по вражескому гарнизону. Очень заманчива идея, и при удаче аукнется на весь Крым. Ведь от Долосс до Ялты рукой подать.

Это меня увлекает.

–  А что?
– смотрю на Николая Николаевича.

–  Ну, а потом?
– трезво спрашивает бывший штабс-капитан.

–  Уйдем в горы!

–  Не позволят! У немцев проводники, техника, у них, наконец, Митин.

Мошкарин нетерпеливо:

–  Волков бояться - в лес не ходить!

–  Походим, только тропы выберем нужные.

В разгар полемики вбегает Становский, взволнованно докладывает:

–  В районе андреевской землянки пальба!

–  Опоздали!
– чуть ли не с плачем говорит Тамарлы.

9

С Красного Камня Ялта проглядывается насквозь. В нынешнее время там примостилась над обрывом видовая площадка, на ней часто бывают курортники, туристы, любуются морской далью, берегом - с ожерельем здравниц и пансионатов из бетона, стали, стекла.

Но поднимитесь, дорогие друзья, немного выше, туда, к сосняку, крученному-перекрученному злыми зимними ветрами, потом выйдите на чаир - сенокосную полянку, и вы увидите скромный обелиск. Под ним мраморная плита, а на ней имена тех, кого давным-давно нет среди нас, но кто остался в памяти, в наших сердцах. Это имена партизан из мошкаринских пятерок. Ах, как дорого нам доставалась партизанская наука!

В мыслях Дмитрия Мошкарина была золотая зернинка. Позже, когда боевое трудное время научило нас всяким - малым и большим - маневрам, мы широко пользовались мошкаринской идеей, конечно усовершенствовав ее.