Омельченко вышел вперед перед носом бомбардировщика и, как дирижер, поднял

руку.

— Как только я махну, вы дергайте фалу изо всех сил. Приготовились! Раз!

Семен с авиаспециалистами рванули фалу. Лопасти винта качнулись, мотор тяжело вздохнул.

— Еще раз! — продолжал командовать Омельченко. Но и второй, и третий, и пятый не давали желаемого результата. Мотор лишь пыхтел, кашлял, но не запускался. А Омельченко со своим украинским упрямством все [84] командовал:

— Еще раз! Еще!

С Семена пот уже катился градом, механик выбивался сил, и в его глазах поблескивал недобрый огонек. На двадцатый, а может, на тридцатый раз — Семен сбился со счета — мотор вдруг чихнул и зарокотал, лопасти закрутились, изобразив красивый дымчатый круг.

К самолету прибежал командир полка Самохин, а за ним и генерал. Спросил, переводя дыхание:

— Где раздобыли сжатый воздух? Омельченко лукаво усмехнулся.

— А мы заменили его, товарищ генерал... Веревкой. Через час все семнадцать бомбардировщиков, перебазировавшихся на новый аэродром, поднялись в ночное небо.

16

И снова отступление, снова горечь поражений, скорбь о погибших друзьях-товарищах. Ко многому за год боев привык Семен Золотарев — к недосыпанию и недоеданию, к обстрелам зениток и атакам истребителей — психологический барьер преодолел он накрепко и навсегда, — к жаре и холоду; к одному не мог привыкнуть — к потере друзей. Гибель однополчан острой болью отдавала в сердце, выводила из равновесия, надолго уносила покой. Особенно трудным выдался июль 1942-го. Фашисты перебросили на Южный фронт лучших своих летчиков, и вражеские истребители подстерегали советских бомбардировщиков днем и ночью, над целью и на маршрутах. И хотя мастерство летчиков полка за год намного возросло, превосходство в небе пока оставалось за немцами.

Не вернулись с задания экипажи старшего лейтенанта Карева и лейтенанта Денисова, на глазах всей эскадрильи погиб экипаж капитана Терехова...

К середине июля 1942 года крупная вражеская группировка в составе 6-й полевой и 4й танковой армий вышла к большой излучине Дона в район Боковская, Кантемировка Миллерово. В создавшейся тяжелой обстановке войска правого крыла Юго-Западного фронта отошли за Дон. Вражеские моторизованные части рвались к Сталинграду.

В ночь на 18 июля полк во главе с командиром майором Омельченко — его повысили в должности и в звании — вылетел на бомбежку скопления вражеских войск [85] в районе Богучара. Расстояние было небольшое, и экипажи за ночь сделали по два-три боевых вылета.

С последнего задания Омельченко возвращался уже на рассвете и, подлетая к своему аэродрому, — полк базировался в Вишневке под Морозовской, — увидел трассы снарядов, тянущиеся к самолету.

«Своего не узнали? — возмутился Омельченко. — Или немцы выбросили десант?»

На земле ему и другие экипажи доложили, что были обстреляны северо-западнее Морозовской.

О том, что немцы начали наступление, Омельченко знал, но чтобы они за ночь вышли к Морозовской — в это не верилось. Верь, не верь, а факты говорили другое. Чтобы выяснить обстановку, Омельченко послал на разведку экипаж капитана Давыдова.

Едва самолет взлетел, в штаб поступила шифровка: срочно перебазироваться в район Пролетарской.

Вскоре вернулся и экипаж Давыдова. Подтвердилось самое худшее — гитлеровцы северо-западнее Морозовской, в двух десятках километров от аэродрома.

— Грузить имущество и оборудование в бомболюки, — приказал Омельченко.

Прежний опыт помог экипажам быстро собрать все необходимое, погрузить на

самолеты и на автомашины БАО. То, что не могли взять, пришлось закопать в землю пли уничтожить.

Аэродром в районе Пролетарской полку был хороню знаком — зиму сорок первого и сорок второго годов коротали здесь, — но каково было удивление и разочарование летного состава, когда они еще на снижении заметили, что прежняя их база занята другими: на аэродроме сидели штурмовики Ил-2.

Не обрадовались и новые хозяева «гостям», особенно командование БАО. Немолодой капитан, командир БАО, категорично заявил:

— Обслуживать и обеспечивать вас не будем, потому как на своих сил и средств не хватает.

Положение действительно было тяжелое: ухудшилось снабжение горюче-смазочными материалами, не хватало бомб и снарядов. Все это Омельченко знал и понимал, но командиру БАО он сказал не менее категорично:

— Будете, капитан. И обслуживать, и обеспечивать, пока наша база не подойдет.

А вскоре из штаба дивизии поступил приказ: произвести разведку переправ на Дону и приступить к их уничтожению.

Командир БАО стоял на своем:

— Нет у меня для вас ни горючего, ни бомб.

— Не для нас, капитан, — пытался убедить строптивого хозяйственника Омельченко. — Для разгрома фашистов.