От этих слов ей стало поначалу еще страшнее. Если человек задумывается о будущем, значит, его что-то не устраивает в настоящем. А настоящее Василия – это она, их любовь, навязанный ему жизненный уклад (весьма отличный от нормального сосуществования мужчины и женщины с замаскированным под «эмансипацию» вариантом лидерства мужчины)…Что ее ждет? Что?!

– И что же ты решил? – Она незаметно для него зажмурилась, так ей было не по себе.

– Думаю, тебе, Вера, надо изменить свое отношение к моему брату. Я люблю его, он – единственный мой родной человек, понимаешь? И я не стану просить его вернуть мне какие-то там медали, ордена, сколько бы они ни стоили! Я вот что тебе скажу: если бы у него был орден Победы, чья стоимость, как ты говоришь, около миллиона долларов, уж он бы со мной поделился, понимаешь? Ему для меня ничего не жалко!

– Но ведь не поделился! – с горечью воскликнула Вера – в ней снова проснулась деловая женщина.

– Значит, нечем было делиться. К тому же у меня все есть, и ему это хорошо известно. Вот скажи мне, Вера, чего у меня нет?

Ее так и подмывало сказать: у тебя, дорогой мой, вообще ничего нет! Но она промолчала. Подумала – какой он все-таки недалекий, раз не понимает, что в столь зрелом возрасте ему уже пора бы иметь собственное жилье, собственную машину и все остальное. Неужели он так и будет продолжать жить за ее счет?

Подумала – и снова испытала странное чувство несоответствия ее претензий к нему и желания видеть его таким, каков он есть. Мужчина, который полностью принадлежит ей, – разве она не этого хотела? Будь он бизнесмен, богатый человек – да разве он посмотрел бы в ее сторону? Влюбился бы в нее, женщину, старше его на десять лет? Нет! Он бы нашел себе кого-то помоложе, женился бы, завел детей… У нее-то детей никогда не будет.

И презирала – и любила. И любила – и презирала. Но больше все-таки любила. Поэтому постаралась выбросить из головы Дениса Караваева вместе с этими его мошенническим способом полученными от Василия орденами.

И жизнь вернулась в свое прежнее русло.

…Но это было давно. А недавно все изменилось. И теперь главная сложность заключалась в том, чтобы Василий ни о чем не догадался. Ни о чем!

Открыв дверь своим ключом, отлично зная, что Василия нет дома – он сам звонил ей недавно и сказал, что он в парке, играет с приятелем в шахматы (тоже мне занятие, для пенсионеров!), – Вера прошла в кухню, выгрузила продукты из пакетов на стол и принялась их раскладывать – в холодильник, в буфет, в кладовку. Сейчас она поджарит размороженную с утра отбивную, приготовит картошку фри, испечет шарлотку – все, на большее она сегодня все равно не способна.

Вера надела домашнее платье, повязала поверх него красивый, узором в виде яблок, фартук и принялась отбивать мясо. Потом, что-то вспомнив, бросилась в спальню, достала из гардероба коробку с туфлями и несколько минут разглядывала подошвы. По-хорошему, их надо было бы выбросить, но – как, куда? Темных пятен вроде бы уже не видно после того, как она тщательно вычистила подметки. Да и вообще, один процент из миллиона, что ее сумеют вычислить.

Все, все, она не должна об этом думать! Все в прошлом. Туфли она, конечно, выбросит. Надо только придумать куда. Не в мусорный бак. Может, сжечь их? В аду…

Так трудно гнать от себя мысли. До судорог. Но Вера Дмитриевна Голубева – женщина волевая и очень, очень сильная! Она была в Москве, да, в Москве… И никуда не уезжала. Вот только как ей обеспечить себе алиби?

…Накрыла на стол, надела его любимую мужскую рубаху в голубую полоску, белые льняные штаны, волосы уложила в высокую прическу, села на диван, включила телевизор и стала ждать Василия. Где же он, когда же наконец закончится его шахматная партия? С кем он играет? О чем думает, кроме ферзей и пешек? И почему его не тянет домой?

Когда за окном послышался шум подъехавшей машины, Вера вдруг поймала себя на мысли, что она как бы раздваивается. Глядя на Василия, выходившего из дорогущего джипа, она, с одной стороны, безумно радуется его возвращению, а с другой – недоумевает («презирает» его) – из-за того, что он только что вернулся из Преображенского парка, где играл с кем-то там в шахматы. Как пенсионер!

Он шел по садовой дорожке, затем не спеша поднялся на крыльцо, и Вера почувствовала, что страх и внутренняя боль ее отпускают, она успокаивается, радуется его приходу.

Она распахнула дверь, улыбнулась ему, хотела сказать, что поджидает его давно, что соскучилась, не могла дождаться, когда он закончит свою партию, а на столе его поджидает вкусный, приготовленный ею ужин, но не успела.

Он, увидев ее, вдруг замер, всматриваясь в ее лицо (при этом он показался ей слишком бледным, лицо его словно было вырезано из белой бумаги), и сказал тихо:

– Я знаю… Вернее, я знал, что ты ездила туда. Все знал – и молчал, мне было интересно, как пройдет ваша встреча, о чем вы будете разговаривать? Я не остановил тебя потому, что мне и самому хотелось, чтобы вы наконец познакомились. Но я не знал, не знал, что ты на это способна…