Шрифт:
– Конечно, княгиня Аня, – встрял Феликс – Пиши чудными. А мы гонца иль до литовского рубежа проводим, иль до смоленского.
Но обещания княгиня не услышала – уснула. Гостислава, что тихо сидела рядом с носилками, встала и погасила большинство свечей. Князь же дал всем знак выйти, а когда за ними опустился полог шатра, недовольно буркнул:
– «Княгиня Аня»! Не малая девочка она уже – так ее называть.
– Прости великий князь, – Феликс скрыл улыбку за поклоном. – Не позволю себе больше.
– Княже! – Олег решил отвлечь Андрея Ярославича, да и вообще интересно было: – А что за победа, про которую ты Роще говорил?
– Из Галича вести пришли. Князь Лев Даниилович отнял у басурман Бакоту, куда они баскака посадили, а потом погнал их прочь от Кременца. А когда они еще раз появились со всеми силами, то около Луцка большая битва была. С самим Куремсой уже. Славная. И уже несколько месяцев про него нет вестей – ушел далеко в степь. 121
– Откуда слух этот? – недоверчиво переспросил Олег. Он очень хорошо понимал, что никакой настоящий гонец не мог именно сейчас принести вести в княжеский лагерь под Новгородом.
121
Описанные события имели место не позднее 1253—1254 годов. Это были первые поражения, которые русские князья нанесли Золотой Орде.
– Милята-боярин пересказал, а он от свейского посла знает. Князь Даниил Романович, тесть мой, уже всех государей о том известил.
– Шведского посланника? – Олегу очень захотелось прямо сейчас разыскать Миляту и выяснить, что за мистификация тут происходит.
– Да, Биргер Магнуссон 122 грамоту прислал. Ждут нас с княгиней в Бьяльбо, если Новгород не примет. Корабли уже стоят в Колывани, орден путь дает. Может, найдем союзников на татаровье. Но я тебе о другом все никак не решусь сказать… – князь помолчал. – Княгиня рассказала мне про путь ваш, боярин. Благодарствую. Век теперь я твой должник… – Потом раздался горький смешок. – Но обещание про казну выполнить не могу… Утопили мы выход ордынский в болотах между Кашином и Тверью. Басурмане обступили совсем, пришлось бечь быстрее ветра. К Новгороду голыми пришли, если бы не Милята-боярин, пришлось бы на земле спать.
122
Биргер Магнуссон (1216—1266) – ярл Швеции (с 1248), регент королевства (с 1250), выдающийся государственный деятель своего времени, законодатель, запретивший пытки раскаленным железом, основатель Стокгольма, отец первого короля из династии Фолькунгов. Один сомнительный средневековый документ приписывает ему участие в Невской битве.
Это слышали все. Олег побледнел, Феликс открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, но захлопнул так, что зубы лязгнули. Норман удивленно посмотрел на обоих, перевел взгляд на Шурика: с чего это не известный доселе, конечно, но вполне себе рядовой исторический факт вызвал так много эмоций у видавших виды хрономенталистов? Но тот пожал плечами и отвернулся.
Повисло молчание.
– А вон и свейский посол с Милятой-боярином, – затянувшуюся паузу наконец прервал князь.
По Волхову поднималась большая шнека, украшенная флагами с геральдическими львами. Описав широкий полукруг, она ткнулась носом в песок, и по мосткам на берег сошли двое.
В одном Олег узнал Василия Зеленогорского, двадцать лет работающего в Новгороде под именем боярина Миляты, крупнейшего землевладельца в Заволочье, влиятельного члена Осподы. Второй, прятавший лицо за подобием шарфа, был одет в мантию, шитье на ней повторяло расцветку флагов на шнеке. Судя по всему, это был сам шведский посланник, которого упоминал князь Андрей.
Зеленогорский, видимо, было озабочен тем, чтобы дать возможность князю и шведскому послу переговорить наедине. Он бесцеремонно встал между волынскими боярами и Андреем Ярославичем и, поклонившись князю, сделал приглашающий жест в сторону шатра, около которого теперь стоял стяг с Андреем Критским (Урдин уступил его князю после появления в лагере Анны Данииловны). Однако Олег, наконец-то отбросив не дающий покоя вопрос «что же я теперь скажу Андрею?», их задержал.
– Государь, – окликнул он князя, – тебе не нужно про награду вспоминать. Ты оружие на самого страшного врага Руси поднял. И быть рядом с тобой при этом – великая честь. И ценность сама по себе.
Князь часто-часто заморгал. Похоже, эти слова его тронули. Он бросил коротко «должник, все одно», развернулся и вошел в шатер. Шведский посол, напротив, задержался.
– Честь ему, видите ли, – услышал Олег единственный в своем роде голос, сказано было по-французски.
– Андрей? Ты тут?
– Где ж мне еще быть, если вы операцию валите. Поубивали бы вас на этой Понеретке к чертям собачьим, если бы не я… Ну, может, не всех поубивали бы, конечно, но покалечили бы, – здесь шведский посланник кивнул на Олегову руку.
– Подожди, – у Олега в голове закрутилась масса мыслей. – Так это ты Миляте сказал, чтобы он своих людей к подземельям отправил? Ты откуда знал?
– С кудыкиных гор прокричали. А вот знаешь ли ты, волынский боярин, славный Олег Владимирович, великое дело для князя сделавший, что именно ты, получается, ордынское иго на Руси установил?
– Что? – от удивления Олег даже на шаг отступил.
– Когда я Зеленогорскому вбил в башку… Лично вбил – без меня он и поверить не мог, что вы намутили… Когда вбил, что вас спасать надо, разослал он своих людей везде, где засада быть может. И на Вышний волок, и на Понеретку, и даже на Заволоцкий путь. И воинов у него совсем не осталось, чтобы архиепископскому полку противопоставить. Вот и нет теперь князю Андрею пути в Новгород! – Шведский посланник встал на цыпочки, его глаза внезапно стали злыми, он приблизил свое лицо к лицу Олега. – И теперь, милый мой Голицын, этот русский князь, который мог Русь от дани избавить, вместо этого отправляется эмигрантом в Швецию.