Ченнинг вертел в руках нож для разрезания бумаги.

– Конечно, вряд ли он пустится в погоню за тенью по всему Лондону. Ты ничего не оставил? Запонку? Сапог? Что-либо, что может навести на твой след?

– Ничего! Я никогда не оставляю следов. Клянусь, это был кристально чистый уход. – Если не считать поцелуя с вдовствующей графиней. Ладно, в конце концов все завершилось благополучно, а это единственное, что имеет значение.

– Похоже, у нас с тобой разные представления о «кристально чистом уходе». – Ченнинг усмехнулся.

– Твое недоверие больно ранит меня. – Николас театрально прижал руку к груди, слегка уязвленный тем, что Ченнинг вообще завел этот разговор.

Ник считался одним из самых лучших членов лиги, особенно если речь заходила об услугах исключительно интимного свойства. Не всякая дама, прибегающая к услугам агентства, нуждалась в достижении физического удовольствия. Некоторым просто хотелось произвести фурор в обществе, возможно, поднять самооценку, вернуть внимание мужа, удалившегося в силу ряда причин или привыкшего воспринимать преданность и послушание супруги как данность. Но были и клиентки, обращавшиеся в лигу исключительно ради интима, удовольствия, которого им недоставало в обычной жизни. Тогда на сцену выходил Ник. Да, он очень надеялся, что Ченнинг не обратит внимания на этот аспект письма.

– Грянет скандал или нет, я все равно собираюсь отправить тебя в деревню. – Ченнинг вперил в собеседника суровый взгляд. – Дама, о которой идет речь, ищет возможности получить физическое удовлетворение, а это явно твоя специализация. – Ченнинг, как всегда, оказался предельно внимателен.

– Но не в деревне же, – попытался возразить Ник. Он проигрывал в споре и прекрасно осознавал зыбкость своих позиций. Почва буквально уходила из-под ног. – Не самое лучшее время, чтобы покидать лигу. – Ник указал на дату в письме. – Провести вне Лондона почти целую неделю в середине июня? В разгар сезона? У нас уже сейчас больше заказов, чем мы в силах удовлетворить. – Да это просто убьет его, особенно если придется пропустить давно запланированный бал у Мальборо, летний маскарад в особняке леди Хайд в Ричмонде, и это только на этой неделе, уже не говоря о летних вечерах в садах Воксхолл с их великолепными фейерверками.

– Мы справимся. – Ченнинга не впечатлили его аргументы.

Николас продолжал настаивать, мысленно подыскивая веские основания для отказа:

– Ты можешь послать кого-нибудь другого. Джоселина или Грэхема? Майлза или Эмери? Разве Дехарт не говорил, что его прельщают сельские развлечения? Он пользовался исключительной популярностью на последнем загородном приеме, куда ты его отправил. – Ник всеми силами избегал подобных поездок, как святоша смертного греха!

– Все заняты, – с нажимом в голосе произнес Ченнинг. – Придется тебе взять это на себя. – Он выдал победную улыбку, обладавшую магической способностью убеждать и мужчин, и женщин поступить так, как ему требовалось. – Не беспокойся, Николас, Лондон от тебя никуда не денется!

И что на это ответить, не раскрывая истинных мотивов? В его жизни происходили события, о которых не знал даже Ченнинг. Николас вздохнул.

– В письме говорится, что нам заплатят более чем щедро. Сколько? – Он понимал, подобный вопрос уже сам по себе свидетельствует о согласии и заинтересованности. И все равно, лучше сделать хорошую мину при плохой игре.

– Тысячу фунтов, – спокойно объявил Ченнинг.

Николас криво усмехнулся. За такую сумму он сделает все что угодно. Даже столкнется лицом к лицу со своими личными демонами. О том, чтобы не принять предложение, уже не было речи, они оба это прекрасно понимали.

– Полагаю, мы все решили. – Когда до Ника наконец дошло осознание ситуации, он по достоинству оценил попытку Ченнинга сделать вид, будто здесь есть о чем поспорить.

– Полагаю, да. А теперь займись сборами, я купил билеты на дилижанс. Экипаж отбывает в одиннадцать. Ты прибудешь на место как раз к чаю.

«Прелестно», – с сарказмом подумал Ник, понимая, что Ченнинга не переубедить. Выхода нет. Николас прибег к своей любимой уловке, представив, что все могло бы быть и хуже. Хотя куда уж хуже. Могли ведь сослать и на больший срок. Подумать только, покинуть Лондон на целый месяц!

Анноре Прайс-Эллис осталось жить всего месяц. Жить полной жизнью. Она не впервые ощущала это всем существом. Еще с середины апреля почувствовала, как приближается нечто непоправимое, и она не в силах этого остановить, как бы она ни отрицала этот простой факт. И теперь это – даже дойдя до последней черты, Аннора не находила сил называть вещи своими именами – стояло у нее перед глазами. Большая красная дата мысленного календаря. Конечно, она подумывала о помощи. Все эксперты, к которым Аннора обращалась, пришли к крайне неутешительному заключению. Оставалось принять его и смириться. Полученные известия вынудили ее идти на существенные уступки, кроме того, сделать необходимые приготовления. Вот почему в этот прекрасный июньский день она сидела в солнечной гостиной в Хартшейвене, со вкусом одетая в модное новое платье из бледно-желтого муслина, надеясь на лучшее – странное занятие для человека, в песочных часах жизни которого песочная струйка вот-вот закончится.

Аннора взглянула на каминные часы. Он должен был прибыть с минуты на минуту. Нервы натянулись до предела. Никогда еще она не предпринимала столь смелого и непоправимого поступка. Проклятая красная дата приближалась, Нора долго размышляла о том, что предстоит сделать, каким удовольствиям она бы хотела предаться напоследок. Она богата, может позволить себе все, что пожелает. Париж, континент, прекрасные наряды. В конце концов, роскошные туалеты ее не спасут. Она не сможет взять их собой, не продав душу дьяволу. Вопрос оставался открытым. В глубине души Аннора сознавала, ответ не так уж сложен.