Купленную землю никуда с собой не унесешь. Как она была в Ленинградской области, так и будет. Другой вопрос – леса. Землю можно отдать в частную собственность, леса – нельзя.

– Как и недра, воды?

– Да, как и недра, как водные ресурсы. А вот в аренду лес можно отдать – чтобы арендаторы вели хозяйственную деятельность, которую определяет государство, правила лесоустройства.

– Из прожитых Вами лет половину Вы проработали в заполярной Воркуте, городе шахтеров и зеков, куда при «отце народов» ссылали «врагов народа». Как попали туда?

– По своей доброй воле. Я рано ушел из отцовского дома. Мне еще семнадцати не было, когда начал работать на заводе в Гомеле, откуда махнул на Север, в Якутию, где работал в геодезической партии. Поступал в высшее техническое училище имени Баумана в Москве. Поступил, но учиться не стал: мне не дали общежития. Затем армия, три с половиной года служил в саперных войсках, строил железную дорогу в Тюменской области. Отслужив срочную, соблазнился рассказами приехавших к нам в часть посланцев Воркуты, двинулся в тундру, за Полярный круг. Работал в шахте. Позже шесть лет был секретарем Воркутинского горкома партии – сначала вторым, по промышленности, потом первым. Спрос тогда был поплотнее, чем сейчас. Коммунистическая партия, если не забыли, была руководящей и направляющей. Первому секретарю Воркутинского горкома приходилось заниматься всем на свете – от снабжения продуктами до разработки угольных пластов и обеспечения бесперебойной работы котельных. Однажды, когда у нас случилась крупная авария и город мог замерзнуть, к нам прилетел председатель союзного правительства Николай Иванович Рыжков, и мы с ним целую неделю в тундре, в пятидесятиградусный мороз, руководили работами по ликвидации аварии. Потом эту стрессовую ситуацию он описал в книге своих воспоминаний.

В Воркуте я встретил Ольгу, школьного лаборанта-химика. В семидесятом мы сыграли свадьбу. Окончив Ленинградский горный институт имени Плеханова, я получил специальность «горный инженер-экономист». С 90-го стал заместителем генерального директора объединения «Воркутауголь».

– А когда Ленинградская область в середине 90-х была на грани замерзания, а заплатить за топливо областному правительству было нечем, тогдашний губернатор Ленобласти Вадим Анатольевич Густов вышел на Воркуту, и Вы, будучи коммерческим директором объединения «Воркутауголь», сказали, что систему поставок угля для ленинградцев можно найти. И не дали своим будущим избирателям замерзнуть. Насколько мне известно, именно после этого Густов и пригласил Вас в Питер вице-губернатором по топливно-экономическому комплексу…

– И откуда у Вас эти сведения?

– Перед нашей встречей разговаривал с Вашими сослуживцами и сотрудниками администраций соседних северных областей…

– Если вспомнить горьковскую автобиографическую трилогию, то мы с Вами уже разобрали, как Вы были в людях, какие прошли университеты, а вот первая часть – детство – осталась неохваченной. А ведь все мы родом из детства…

– Мое детство прошло в белорусской деревне Хорошевка Гомельской области. Родился в семье сельских учителей в ноябре победного сорок пятого года. Отец, Павел Макарович, всю войну партизанил в лесах Белоруссии, хотя был инвалидом (еще до войны потерял ногу). Мама, учительница начальных классов и директор школы, умерла, когда мне еще и двух лет не было. Отец, преподававший математику, стал вместо нее директором школы. Школа была от нашего дома в семи километрах, так что каждый день надо было на своих двоих шагать по четырнадцать километров.

В нашей семье было пятеро детей – и родные, и сводные мои братья и сестры: отец снова женился. Я многим обязан отцовской науке. Он научил меня очень важным вещам: думать – всегда, молчать – когда необходимо, читать книги и работать.

– А когда свой первый рубль заработали?

– Рубль – сильно сказано. Пока учился в школе, работал, как и все колхозные ребятишки. В деревне ведь как? Встал на ноги, начал ходить – ты уже работник. Четыре месяца в году мы, школьники, работали в поле, на покосе, зарабатывали трудо дни. Денег не платили, ставили «палочки», потом эти трудо дни отоваривали. Ближе к окончанию школы начали платить: не рубли – копейки.

– Отец Вас наказывал? И если да, то за что?

– За вранье. Терпеть это не мог. До сих пор не могу забыть, как он меня отлупил. Летом дело было. Я всю ночь прошлялся с мальчишками. Утром, увидев отца, спрятался, а вечером, как ни в чем не бывало, явился домой и сказал, что на скамейке с ребятами сидел. И вот тогда отец взял ремень и задал мне жару. Было не столько больно, сколько обидно: «За что?» – «Не за то, что ты ночь прогулял и заставил нас волноваться, а за то, что соврал».

– Сурово…

– Но зато преподал мне урок на всю жизнь. И я теперь всегда вижу, когда ребята мне врут…

– Ваши домашние?

– Нет, домашние врать не приучены, а мои подчиненные. Некоторые из них (порой на первых порах) приходили к губернатору и начинали оправдываться: «Я пытался решить этот вопрос, но пока ничего не получается». А я, губернатор, располагаю достаточной информацией и знаю, что он и не пытался, да и вижу, когда мне заливают. Как и отец, терпеть не могу вранья, лжи, нечестности.

– Расскажите, пожалуйста, о своей семье. Правда ли, что у Вас есть внук, которого зовут, как и дедушку, Валерий Сердюков?

– У меня два внука. И оба Валерии Сердюковы. И внучка Юлька. Сыновья Денис и Вадим работают в бизнесе, у них уже свои семьи. Жена Ольга Ивановна была инженером-химиком. Сейчас на пенсии.

– Мне кажется, Ленинградской области сейчас не хватает только Рублевки. Или у нас уже есть элитный район, где в богатых особняках за высокими заборами живут очень богатые или известные люди, как на Рублевско-Успенском шоссе под Москвой?