Вся Йога есть искание Божественности, обращение к единению с Вечным. Адекватности нашего восприятия Божественного и Вечного будет соответствовать путь искания, глубина и полнота единения и целостность реализации. Человек, существо ментальное, приближается к Бесконечному через свой конечный ум, и ему нужно открыть некую близлежащую дверцу в конечном, чтобы выйти к этому Бесконечному. Он ищет себе концепцию, за которую в состоянии ухватиться его ум, выбирает ту силу в своей природе, которая абсолютным самовозвышением может коснуться бесконечной Истины, что сама по себе недоступна его ментальному осмыслению. Некий лик этой бесконечной Истины – ибо, будучи бесконечной, она бесконечно многолика, обладает множеством слов для своего выражения, собственных подсказок смысла – он старается увидеть, чтобы с его помощью прийти через непосредственный опыт к им выражаемой безмерной реальности. Как бы ни узка была эта дверца, он удовлетворен, если она предоставляет возможность хоть заглянуть в широту, которая влечет его, если открывает путь в бездонную глубину и недосягаемые высоты того, что взывает к его духу. И как он приближается к этому, так оно и принимает его, ye yatha mam prapadyante.

Философский ум пытается достичь Вечного абстрагирующим познанием. Задача познания заключается в осмыслении, что для конечного интеллекта означает определение и детерминирование. Но единственный способ определить неопределимое это идти путем универсального отрицания, neti, neti. Поэтому ум принимается исключать из концепции Вечного все то, что представляется чувствам, сердцу и разуму имеющим предел. Выстраивается целая оппозиция между «Я» и «не-Я», между вечным, неизменяемым, неопределимым самосуществованием и всеми формами существования – между Брахманом и Майей, между невыразимой Реальностью и всем тем, что пытается, но не может выразить Невыразимое, – между Кармой и Нирваной, между вечно продолжающимся, но вечно непостоянным движением и концепцией универсальной Энергии и неким абсолютным, невыразимым, наивысшим Отрицанием ее действия и концепцией отсутствия всякой жизни, ментальности и динамической значимости. Эта сильная направленность познания в сторону Вечного уводит прочь от всего преходящего. Оно отрицает жизнь, чтобы возвратиться к ее источнику, отрезает от нас все, чем, как нам кажется, мы являемся, чтобы увести нас к безымянной и безличной реальности нашего бытия. Желания сердца, труды воли и концепции ума отвергаются, в конечном счете, и само знание отрицается и отменяется в Тождественном и Непознаваемом. В стремлении ко все большему покою, которое заканчивается абсолютной пассивностью, созданная Майей душа или связка ассоциаций, которую мы считаем собой, приходит к уничтожению своей идеи личности, отбрасывает ложь жизни, исчезает в Нирване.

Но этот трудный абстрагирующий метод самоотрицания, сколь бы привлекателен он ни был для исключительных натур, не может универсально удовлетворить душу, воплощенную в человеке, ибо не дает выхода всем порывам его сложной природы, направленным к совершенному Вечному. Не только абстрагирующий, познающий интеллект человека, но и его жаждущее сердце, его активная воля, его позитивный ум, ищущий некую Истину, ключом к которой является его существование и существование мира, тянутся к Вечному и Бесконечному, стремясь найти в нем божественный Источник и оправдание их существа и природы. Из этой потребности возникают религии любви и трудов, сила которых в том, что они удовлетворяют и влекут к Богу наиболее активные и развитые энергии нашей человечности – а знание может быть действенным, только начав с них. Даже буддизм с его жестким и бескомпромиссным отрицанием как субъективного «я», так и объективных вещей, был вынужден вначале опереться на божественную дисциплину трудов и принять взамен бхакти духовный вариант чувственности универсальной любви и сострадания, поскольку только так мог он стать эффективным путем для человечества, подлинно освобождающей религией. Даже исходящая из иллюзорности майявада с ее сверхлогической нетерпимостью к действию и творениям ментальности вынуждена допустить условную и практическую реальность в человеке, во вселенной и в Боге в мире, дабы иметь прочную опору, осуществимую отправную точку; майяваде пришлось принять то, что она отвергала, чтобы придать некую реальность порабощенности человека и его стремлению к освобождению.

Но слабость кинетических и эмоциональных религий заключается в том, что их слишком занимает божественная Персона и божественные ценности конечного. Даже в тех случаях, когда у них есть концепция бесконечного Бога, они не дают нам полного удовлетворения в знании, потому что не доводят ее до самых окончательных небесных тенденций. Эти религии не достигают полной поглощенности в Вечном и совершенного единения через тождественность, но именно к этой тождественности если не абстрагирующим, то каким-то иным методом рано или поздно должен прийти тот дух, что есть в человеке, ибо в этом основа всего единства. С другой стороны, слабость созерцательной, квиетистской духовности в том, что она приходит к этому результату ценой такой абсолютной абстракции, что, в конечном счете, обращает в ничто, в фикцию человеческую душу, устремления которой были все время единственным смыслом этой попытки единения, так как без души и ее устремлений освобождение и союз лишаются всякого значения. То малое, что эта школа мысли признает из других энергий существования человека, она относит к второстепенному, предварительному действию, которое так и не приводит к полной или удовлетворительной реализации в Вечном и Бесконечном. Но и эти вещи, неправомерно ограничиваемые, могучая воля, сильное желание любви, позитивный свет и всеобъемлющая интуиция сознательного ментального существа – они от Бога, они представляют его сущностные силы и должны иметь какое-то оправдание в своем Источнике и динамичный способ самоосуществления в нем. Никакое знание Бога не может быть интегральным, совершенным или универсально удовлетворительным, если оставляет не осуществленными свои абсолютные притязания, никакая мудрость не является совершенной, если в своем нетерпимом аскетизме поиска она отвергает – или в гордыне чистого знания принижает – духовную реальность, стоящую за этими путями Божества.

Величие центральной мысли Гиты, в которой собраны и соединены все нити, заключается в синтетической ценности концепции, целиком признающей природу души человека во вселенной, и широким и мудрым обобщением обосновывающей ее многостороннюю потребность в верховной и бесконечной Истине, Силе, Любви, Существе, к чему все человеческое в нас обращается в своем искании совершенства, бессмертия, а также некоей высшей радости, силы и покоя. Здесь есть сильная и широкая попытка всестороннего духовного видения Бога и человека и универсального существования. Не то что в эти восемнадцать глав вошло все без исключения и не осталось бы ни единой нерешенной духовной проблемы; тем не менее, изложена столь широкая схема, что нам остается лишь заполнять, развивать, видоизменять, подчеркивать, прослеживать отдельные положения, разрабатывать намеки и прояснять темные места в поисках ключа к дальнейшим притязаниям нашего разума и потребностям нашего духа. Сама Гита не предлагает принципиально новых решений в ответ на свои вопросы. Чтобы прийти к всесторонности, которая является ее целью, она возвращается к самому началу великих философских систем, к первоначальной Веданте Упанишад, ибо там мы находим широчайшее и глубочайшее из дошедших до наших дней синтетическое видение духа, человека и космоса. Но то, что в Упанишадах трудно поддается пониманию, так как заключено в блестящую сердцевину интуитивного видения и символического выражения, Гита выявляет в свете позднейшего интеллектуального мышления и различительного опыта.

В рамках своего синтеза Гита допускает поиск абстрагирующими мыслителями Неопределимого, anirde'syam, вечно непроявленного Неизменного, avyaktam akaram. Посвящающие себя этому поиску тоже обнаруживают Пурушоттаму, верховную Божественную Персону, mam, Дух и высочайшую Душу и Властелина сущего. Ибо его предельный самосущный способ бытия есть, на самом деле, немыслимая, acintyarupam, невообразимо позитивная, абсолютная квинтэссенция всех абсолютов, совершенно недоступная определению разумом. Метод негативной пассивности, покой, отречение от жизни и трудов, которыми люди влекутся к этому непостижимому Абсолюту, допускается и санкционируется в философии Гиты, но только как нечто второстепенное. Это отрицающее познание подходит к Вечному лишь одной стороной истины, и душе, воплощенной в Природе, эту сторону всего трудней постичь и следовать ей, dukham dehavadbhir avapyate; оно развивается чрезвычайно узким, даже избыточно труднодоступным путем – «узким и трудным для продвижения, как лезвие бритвы». Не отрицанием всех связей, а посредством всех связей Божественный Бесконечный естественно доступен человеку и всего легче, всесторонне и интимнее познаваем. Это видение, в конце концов, не есть самая значительная или самая истинная истина, то, что у Всевышнего нет никаких связей с ментальным, витальным, физическим существованием человека во вселенной, avyavaharyam, или то, что описывается как эмпирическая истина вещей, истина связей, vyavahara, целиком противоположно высочайшей духовной истине, paramartha. Напротив, есть тысяча связей, посредством которых наивысший Вечный тайно находится в контакте и союзе с нашим человеческим существованием, и посредством всех существенных способов нашей природы и природы мира, sarva-bhavena, этот контакт может быть сделан ощутимым и этот союз сделан реальным для нашей души, сердца, воли, разума, духа. Вот почему этот другой путь является естественным и легким для человека, sukham aptum. Бог не затрудняет доступ к себе, от нас требуется лишь одно – несокрушимая воля прорваться сквозь завесу нашего незнания, и общее настойчивое стремление ума, сердца и жизни к тому, что все время близко, внутри, представляет собой собственную душу существа, духовную суть, тайну его личности и безличности, его «Я» и природу. Это наша единственная трудность, об остальном позаботится сам Владыка нашего существования и завершит это, aham tvam mokayiyami ma 'suca.

В части учения, в которой синтез Гиты всего больше тяготеет к чистому знанию, мы уже видели, что идет постоянная подготовка к этой более полной истине и более значимому опыту. На самом деле это подсказывает сама форма, избранная Гитой для постижения самосущного Неизменяемого. Это неизменяемое «Я» всех существований как будто действительно отступает от активного вмешательства в действия Природы, но это не отсутствие всяких связей и не отдаленность от них. Оно наш свидетель и опора, оно дает нам безмолвную и безличную санкцию, даже получает бесстрастное удовольствие. Многостороннее действие Природы возможно даже когда душа находится в равновесии этого безмятежного самосуществования, ибо наблюдающая душа есть неизменяемый Пуруша, а у Пуруши всегда есть некая связь с Пракрити. Но теперь причина этого двойственного аспекта безмолвия и активности раскрывается в своей полной значимости – потому что безмолвное всеобъемлющее «Я» есть лишь одна сторона истины божественного существа. Он, кто наполняет собою мир как единое, неизменное «Я», которое поддерживает все свои изменения, есть то же, что Бог в человеке, Бог в сердце каждого создания, сознательная Причина и Владыка всего нашего субъективного становления и всего нашего входящего и исходящего объективизированного действия. Йогический Ишвара един с Брахманом ищущего познания, это единый верховный и универсальный Дух, единое верховное и универсальное Божество.

Это неограниченный личностный Бог великого множества эзотерических религий, ибо они представляют собой только частные и внешние структуры этой другой, этой творящей и управляющей, этой личностной стороны его полной истины существования. Это есть единая верховная Персона, Душа, Существо, Пуруша, чьими аспектами являются все боги, все отдельные личности являются ограниченным развитием в космической Природе. Этот Бог есть не выделенное особо имя и форма Божественности, ia-devata, созданное интеллектом или воплотившее в себе особое устремление верующего. Все такие имена и формы представляют собой лишь силы и облики единого Дэвы, кто есть универсальный Бог всех верующих и всех религий: но это, само по себе, есть то универсальное Божество, deva-deva. Этот Ишвара – не отражение безличного и неопределимого Брахмана в иллюзорной Майе, ибо из-за пределов всего космоса, как и изнутри него, он правит – и есть Властелин миров и их созданий. Он есть Парабрахман, кто есть Парамешвара, наивысший Бог, потому что он – наивысшее «Я» и Дух, и из своего высочайшего изначального существования он порождает и управляет вселенной не в самообмане, но со всеведущим всемогуществом. И не является иллюзией работа его божественной Природы в космосе – ни его, ни нашего сознания. Единственная иллюзорная Майя – это невежество низшей Пракрити, которая не является сотворительницей несуществующих вещей на фоне неосязаемого Единого и Абсолюта, но из-за своих слепых, тяжеловесных и ограниченных действий искажает в человеческом сознании через образы эго и через прочие неадекватные образы мышления жизнь и материю более великого смысла и более глубоких реальностей существования. Есть высшая, божественная Природа, которая и есть подлинная создательница вселенной. Все создания и все объекты представляют собой становления единого божественного Существа; вся жизнь представляет собой действие силы единого Бога; вся природа представляет собой проявление единого Бесконечного. Он есть Божество в человеке; Джива есть дух его Духа. Он есть Божество во вселенной; этот мир в Пространстве и Времени есть его феноменальное саморасширение.