Шрифт:
– Ник, милый, их всего несколько человек. Остальные – молодёжь, которая даже не знает смысла слова «наука».
– Смысл можно уяснить за пять минут. Я утверждаю, ваша молодёжь получила довольно неплохое образование, пусть и своеобразное. Возьмём, к примеру, тебя. Ладно, ты не имеешь представления о грамоте. Но скажи мне, сколько языков ты знаешь?
– Ну, кроме своего родного ещё английский и чешский. Среди нас есть чех Янек, и чтобы свободней общаться с ним и просто из интереса, из какой-то внутренней потребности я научилась говорить на его языке. С английским же было совсем играючи, так как мои родители и многие другие поселяне, пережившие катастрофу, знают его в совершенстве.
– И, владея английским и чешским, по существу, являясь полиглотом, ты хочешь убедить меня в своей необразованности! А ведь среди вашей молодёжи, наверное, есть и другие, которые знают не по одному языку?
– Да, есть, и их большинство.
– Ну вот видишь. А грамота – дело наживное. Месяц-другой школьной учёбы, и все вы будете читать и писать не хуже любого нью-россца.
За разговором Ник совсем забыл о недавней робости, рядом с Эмми ему было легко и свободно.
– Давай посмотрим теперь, что представляет ваш Грюненсдорф в нравственном отношении. Помнишь, твой отец рассказывал, как тебе помогали рыбаки? А ведь они поступали так в ущерб себе и своим семьям. Это ли не человеческие, цивилизованные отношения?! Да разве человечность среди вас сводится только к данному примеру? Она встречается на каждом шагу. Я же смотрел на ваших, пока мы шли сюда, видел их поступки. Знаешь, что касается нравов, то Нью-Росс и Грюненсдорф здесь близкая родня.
От реки повеяло прохладой, и девушка зябко передёрнула плечами.
– Подожди меня, – сказал Ник, – я сейчас.
Пулей пролетел он по палубе, нырнул в одну из подсобок и тотчас же вернулся с кожаной курткой в руках. Осторожно накинув её на плечи девушке, он присел на корточки, прислонившись спиной к фальшборту.
– Спасибо! – поблагодарила Эмми и плотнее закуталась в куртку. – Теперь мне тепло.
– Эмми, дорогая, уже поздно, пора спать! – послышался от каюты голос Луизы.
– Я скоро, мама! Ещё несколько минут.
Парень и девушка замолчали. Ник чувствовал себя счастливым, присутствие Эмми доставляло ему неизъяснимое наслаждение. Ему хотелось, чтобы их свидание продолжалось до бесконечности.
– Ну, мне надо идти, – сказала девушка, вставая.
– Я провожу тебя.
Провожать было недалеко, и они сделали ещё не один круг, обходя корабль, пока Эмми решительно не остановилась перед входом в каюту. Красноречивые взгляды молодого человека она заметила ещё по дороге к шхуне, когда они втроём с её матерью путешествовали вдоль берега Дуная. И не только она. Однажды, оставшись наедине с дочерью, Луиза прямо сказала ей:
– Ты ему нравишься. Мало того, он влюблён в тебя, безмерно, всеми фибрами своей души – никогда не замечала я ничего подобного.
– Перестань, мама, какая любовь, мне не до неё. Я себя плохо чувствую. У меня на месте сердца словно камень лежит. И мне трудно дышать, у меня постоянная одышка.
– Я всё вижу и знаю, доченька. Я просто хочу сказать, что любовь, возникшая в серьёзных испытаниях, – сильное чувство, и оно надолго, может быть, на всю жизнь.
Сейчас Эмми вспомнила слова матери.
– Ну я пойду, – снова сказала она, подняв глаза на Ника.
– Завтра встретимся там же? – спросил он и взял её ладони в свои руки.
– Нет, думаю, нам не следует встречаться, – сказала она, отстраняясь.
– Почему?
– Ну-у, просто я не хочу этого.
– Но почему? Я тебе неприятен?
– Нет, ты хороший парень, Ник.
– Тогда в чём дело?
– Ты тут ни при чём.
– Ты с кем-то дружишь?
– Нет, Ник.
– Ох, Эмми, как ты мучаешь меня! Скажи, почему ты не хочешь встречаться со мной. Я буду знать и никогда больше не подойду к тебе. Даю честное слово!
– Честное?
– Да.
Она посмотрела на него и улыбнулась – совсем нерадостно.
– Вот ты, оказывается, какой настойчивый. Ну, ты сам хотел узнать. Только не надо никому говорить о том, что я скажу.
– Всё строго между нами.
– Тогда слушай. Мне хорошо с тобой, Ник. Но я серьёзно больна. У меня неладно с сердцем, ноют суставы, по ночам от сильных болей я не могу уснуть. У меня отёки под глазами, и я знаю, отчего это. Скажу больше – мне становится всё хуже. Зачем тебе встречаться со мной, когда у вас в Нью-Россе, наверное, много здоровых красивых девушек. А я… У нас в Грюненсдорфе умерли несколько рыбачек – из-за постоянного переохлаждения. Теперь наступает моя пора. Поэтому твоё внимание ко мне ни к чему не приведёт. У нас ничего не состоится. Не успеет состояться.
– Ты!.. Ты больна! – воскликнул Ник. Он снова схватил её ладони и покрыл их поцелуями. – Она больна! Да я… Да мы тебя вылечим. Ты знаешь, какие у нас замечательные врачи. Джон Уиллис, Мэри – они всё могут, поверь мне! А я… Я тебя не оставлю, ни за что, так и знай!
Всё повторяется, всё идёт по спирали – как бы по кругу, только на другом уровне, не раз слышал Игорь в юности. В чём повторяется, в истории развития человечества или в жизни одного конкретно взятого индивидуума? Он не знал ответа на этот вопрос, да и не искал его. Оставалось только фактом, что он снова, в который уже раз, идёт, торопится поскорее добраться до определённого места на земле, стараясь догнать одних и опередить других.