Лиза перестала тереть шкаф и повернулась к нему.

— Давно ли ты стал поклонником этой великосветской игры? Я, по-моему, пропустила. Или... ты не соизволил мне рассказать? Ты уже был там? — сыпала она вопросами, пытаясь сообразить, что ей не понравилось в его словах. Точнее, что задело.

— Нет, я не был. Мы поедем туда вдвоем. Твой новый джип годится для этого.

— А ты не хочешь сам порулить, а? — вдруг вырвалось у нее.

— Зачем? — Он пожал плечами. Клетчатая рубашка сморщилась на плечах и снова расправилась. — У тебя получается так здорово. Ты очень подходишь джипу.

— А тебе в качестве личного драйвера, — усмехнулась Лиза, снова прижимая салфетку к двери шкафа. — Что мы там должны делать?

— Болеть на этот раз. Мой новый клиент просил приехать.

Она вздохнула:

— Он будет играть?

— Ему нужна поддержка. Он оплачивает наш номер.

— Мы едем с ночевкой? — Лиза поморщилась.

— Тебе не хочется?

— Я собиралась поехать на дачу.

— Не важно, — Славик поднял руку. — Ты мне нужна там. Знаешь, сколько стоит номер в деревянном коттедже? Одноместный почти равен половине стоимости моего авторского листа.

— Ты теперь измеряешь только листами, как японцы площадь своего дома — татами. — Она засмеялась.

— Гм, ты мне подкинула хорошую мысль...

Славик усмехнулся. Какие все это были глупости.

Лиза уставала с ним, как он сейчас с младенцем. Ей не хотелось глупых светских развлечений. Впервые, кажется, он начинал понимать, почему она ушла от него. Славик желал, чтобы жена видела в нем того, кем для него теперь стал Мишутка.

Он подошел к кроватке, взял малыша, прижал к себе. Крошечные пальчики царапали ему грудь, отыскивая то, чего нельзя отыскать. Грудь, к которой он припал бы и забылся в сладостной сытости.

Славик тоже забывался в сладостной сытости, припадая к ней, но судьба во второй раз, нет, в третий, отстранила его от женской груди. Она словно указывала ему на то, что он хочет невозможного, и демонстрировала разные варианты, чтобы научить наконец правилам, по которым играет жизнь.

Грудь его матери понадобилась младенцу, Лиза повернулась к нему спиной, когда он выпил ее до дна, а Такико, которая была согласна прижимать мужа к своей груди, забрала вечность. Теперь к его собственной груди припадает дитя.

Славик потряс головой. Никогда он не замечал за собой способности и желания мыслить столь отвлеченно. Он знал, кто он на самом деле — толмач. И никогда, если честно, не интересовался ничем, кроме самого языка. Это Лиза вникала в историю Японии, ее культуру, литературу. Поэтому и помогла Славику вознестись выше, чем тот сумел бы без нее. Впервые он отчетливо увидел реальность, и сердце сжалось от боли, как никогда за всю его жизнь.

Так что теперь? Как вывезти сына в Москву? Он был уверен, что в Японии с ним не справится.

Славик ходил по комнате. К тому же виза его кончалась через три месяца, та, которую ему выхлопотала Такико.

Он остановился возле окна, Мишутка захныкал. Черные глаза смотрели с укоризной, будто старались заставить его о чем-то вспомнить. Важном.

Славик напрягся.

— Мишутка, ты умница, — прошептал он.

Ах, как ему повезло. У Такико американское гражданство.

Он сел на стул, Миша заныл, Славик почувствовал легкую досаду.

— Мишутка, ты мешаешь мне думать, — предупредил он.

Мальчик снова хныкнул, давая понять ему, отцу, что ничего важнее желаний сына нет на свете.

«Ты — это я», — так можно было перевести на человеческий язык его нытье.

— Ты — это я, — вспомнил он, как говорил Лизе, а она смеялась.

— Ты — это ты. Я — это я. Нам повезло, что мы встретились... — Лиза трясла длинными рыжеватыми волосами.

— Глупости, — обрывал он ее.

Славик усмехнулся. Такико объясняла ему это. Но иначе. Значит, ей не нравится принцип, которого придерживалась Лиза. А Такико...

Погоди, сказал он себе. Разве Лиза не говорила ему, что он плохо знает японцев?

— В Японии, когда ты слышишь «да», не всегда значит, что с тобой соглашаются. Ты сам знаешь грамматику. Если в твоем вопросе есть отрицание, то японец ответит «да».

А вдруг он неправильно понимал и Такико? Понимал ее так, как хотел. Славик свел брови. Нет, он не мог ошибиться. Впрочем, теперь уже некого спросить.

— Японское «хай», — снова возник голос Лизы, которая помогала ему готовиться к встрече с коммерсантами, — то, что ты переводишь, как «да», чаще всего означает: «да-да». Это лишь подтверждение, что тебя слушают. Имей в виду. Я буду за тебя болеть, — говорила она, когда везла его на встречу, потом целовала на прощание.