Шрифт:
Итак, Чакырджалы на равнине. Однажды в Одемиш заезжает Кямиль-паша, хочет поговорить с тамошним людом. Туда же вместе со своими нукерами является и эфе. Он выражает желание повидаться с пашой. Тому вовсе не улыбается мысль о встрече с разбойником, но оттолкнуть Чакырджалы он не решается: чего доброго, опять примется за старое. Сущее наказание Аллахово этот Чакырджалы.
Кямиль-паша останавливается в доме одного из знатнейших одемишских господ. В этом же доме, окруженном большим фруктовым садом, гостит и Чакырджалы. Утром после завтрака паша встречается с эфе.
— Рад вас видеть, мой паша.
— Я слышал, будто другого такого стрелка, как ты, в этих краях нет.
Мехмед-эфе ухмыляется:
— Преувеличение, мой паша.
— Говорят даже, будто другого такого стрелка, как ты, нет во всем мире.
— Преувеличение, мой паша. Кой-чему я, конечно, научился, пока бродил по горам, но…
— Я бы хотел видеть, как ты стреляешь, эфе.
— К вашим услугам, мой паша.
Чакырджалы просит сына хозяина:
— Возьми в руки чистое полотенце и встань вон под той грушей.
— Если можно, не из ружья.
Эфе достает из-за пояса револьвер.
— Как вам угодно, мой паша. Могу стрелять из любого оружия.
Юноша растягивает полотенце под тремя спелыми грушами, висящими на одной ветке.
— Эта груша твоя, мой паша, — говорит эфе и стреляет. Груша падает на полотенце. — Эта груша для молодого человека. — Падает второй плод. — А эта моя, мой паша. — Падает третий плод.
Юноша потрясен подобной меткостью. Не может скрыть свое изумление и Кямиль-паша. Все трое с удовольствием съедают сочные груши.
— Это можно считать охотничьим трофеем, мой паша.
— Пожалуй, эфе.
«Так, значит, все, что рассказывают о Чакырджалы, — сущая правда», — думает паша.
— Эфе!
— К вашим услугам, мой паша.
— Я слышал, будто ты попадаешь на лету в мелкие медные монеты, которые подбрасывают деревенские ребятишки.
— Дело нехитрое, мой паша.
Чакырджалы дает сыну хозяина метелик [13] .
— А ну-ка подбрось!
Монета взлетает ввысь, и в тот же миг ее настигает пуля. Метелик быстро-быстро вертится. Искусная стрельба, ничего не скажешь.
13
Метелик — старинная монета в десять пара (1/40 куруша).
— Да сопутствует тебе удача, — говорит Кямиль-паша.
— Спасибо на добром слове, — отвечает Чакырджалы.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Чакырджалы снова поднялся в горы. Однажды на Пятипалой горе он видит одинокий юрюкский шатер. Накануне Чакырджалы и трое сопровождающих его нукеров участвовали в кровавой схватке. Они вконец измучены, голодны. В шатре тихо. Обычно в юрюкских становьях множество овец, коз, собак. Но тут ни одного живого существа.
— Эй, хозяин! — кричит один из нукеров.
Никто не отзывается.
— Эй, хозяин! К тебе пожаловали гости. А гости — посланцы самого Аллаха.
Нукер заглядывает в шатер и тут же возвращается.
— Мой эфе, — докладывает он, — внутри только старик и старуха. Забились в угол, о чем-то шепчутся и горько плачут.
— Приведи сюда старика, — велит эфе.
Нукер выводит старика.
— Что с тобой? Какое у тебя горе?
— И не спрашивай!
— Да объясни же толком, что случилось.
Но старик только бормочет:
— И не спрашивай!
Мехмед-эфе теряет терпение:
— Да объясни же ты наконец, что случилось.
— И не спрашивай! И не спрашивай!
Чакырджалы подходит ближе, дружески похлопывает старика по спине.
— Может быть, ты недоволен нашим приходом? Хочешь нас спровадить? Так ли принимают гостей?
Эти слова задевают старика за живое.
— Лучше не спрашивай, эфе. За два часа до твоего прихода к нам в дом ворвался этот нечестивец Чакырджалы. Обобрал нас до нитки, увел стадо. Это бы еще полбеды. В конце концов, на то он и разбойник, чтобы грабить. Но зачем же покушаться на нашу честь? Виданное ли это дело? Этот проклятый черноверец, этот бесчестный Чакырджалы-эфе, увел мою дочь. Хочет ею потешиться. Разве это не против разбойничьих обычаев? Но что я мог поделать — ведь сам Чакырджалы…
Из глаз Чакырджалы сыплются молнии.
— Как выглядел этот разбойник?
— Здоровенный детина. Просто великан. Чтоб он сдох, проклятый! Иншаллах, найдется и на него пуля!
— Он был один?
— Нет, с ним целая шайка.
— Куда они пошли?
Старик показывает.
Чакырджалы отходит в сторону. Солнце уже зашло, вечер.
— Хаджи Мустафа!
— Слушаюсь, мой эфе.
— Они, верно, где-нибудь поблизости?
— Должно быть, так.
— Кто бы мог быть этот Чакырджалы?