Недовольный собой, злобным жестом он бросил вещи Инге в бельевую корзину. Она не сдвинулась с места, когда Петер открыл ящик комода и достал оттуда ночную рубашку из белого хлопка, вышитую цветочками, – подарок свекрови. В своей наготе Инге выглядела так невинно, что желать ее было все равно что испытывать похоть к ребенку. Он вставил ее голову в ворот, продел руки в проймы рукавов, расправил рубашку на спине. Глянул через плечо Инге в зеркало. Рисунок в цветочек ей шел, выглядела она очаровательно. Показалось даже, что на губах у нее мелькнула тень улыбки, но вернее всего именно показалось.

Сводил ее в ванную и уложил в постель. Раздевшись сам, посмотрел в зеркало на себя. Через живот шел длинный шрам, память о давней драке, которую он в бытность свою начинающим полицейским разнимал. Уже не литой атлет, как в юности, но по-прежнему крепок.

«Интересно, долго ли мне ждать, когда моей кожи коснется жадной рукой женщина…»

Петер надел пижаму, но спать не хотелось. Решил вернуться в гостиную и выкурить еще сигарету. Поглядел на Инге. Та лежала с открытыми глазами. Он услышит, если жена пошевелится. Обычно Петер понимал, что ей требуется. Инге тогда просто вставала и ждала, будто в растерянности, и ему приходится угадывать, что ей хочется: попить, в туалет, шаль на плечи или что-то более сложное. Порой она начинала бродить по квартире, очевидно, наугад, но вскоре замирала, то ли перед окном, то ли у закрытой двери, беспомощно на нее глядя, или просто посреди комнаты.

Выйдя из спальни, миновал коридорчик и оказался в гостиной, обе двери оставив открытыми. Нашел пачку сигарет, потом, неожиданно для себя, достал из буфета наполовину пустую бутылку тминной водки, плеснул немного в стакан. Курил и думал о прошедшей неделе.

Началась она хорошо, а закончилась плохо. Сначала он поймал двух шпионов – Ингемара Гаммеля и Поуля Кирке. Это были не обычные клиенты Петера, не профсоюзные активисты, которые распугивают штрейкбрехеров, и не коммунисты, посылающие в Москву шифровки с уверениями, будто Ютландия созрела для революции. Нет, Гаммель и Кирке – крупная рыба, настоящие шпионы, и наброски, которые Тильде нашла в служебном помещении Кирке, представляли собой важные разведывательные данные.

Казалось, звезда Петера воссияла. Кое-кто из сослуживцев стал держаться от него подальше, не одобряя энтузиазма, с каким он сотрудничал с оккупантами, но это значения не имело. Его вызвал генерал Браун и сообщил, что, по его мнению, отдел безопасности следует возглавлять Петеру. Что будет с Фредериком Юэлем, он не сказал, но отчетливо дал понять, что должность достанется Петеру, если справится с этим делом.

Чертовски обидно, что Поуль Кирке погиб. Останься в живых, этот шпион рассказал бы, кто его сообщники, откуда получал приказы, как пересылал информацию в Британию. Гаммель пока жив, его передали гестапо для допроса с пристрастием, но он ничего нового не открыл – вероятно, сказал все, что знает.

Петер занимался расследованием, как всегда, решительно и энергично. Допросил командира Поуля, надменного майора Ренте. Поговорил с родителями Поуля, с его друзьями, даже с его двоюродным братцем Мадсом – и ничего от них не добился. Он приставил «хвост» к подружке Поуля Карен Даквитц, но та пока что производила впечатление исключительно трудолюбивой ученицы балетной школы. Кроме того, Петер установил наблюдение за Арне Олафсеном, другом Поуля. От Арне можно было ожидать многого, и потом, именно он легко мог бы зарисовать военную базу на Санде. Но Арне провел неделю, безукоризненно выполняя свои обязанности. Сегодня, в пятницу, он сел на поезд до Копенгагена, но в этом ничего необычного не было.

Так блестяще начавшись, дело зашло в тупик.

Триумфом меньшего значения, случившимся на этой неделе, было унижение братца Арне, Харальда. К шпионажу тот не причастен, в этом Петер был убежден. Человек, который рискует жизнью, работая на врага, не марает стен глупыми лозунгами.

Петер как раз думал о том, что делать дальше, когда раздался стук в дверь.

Он глянул на часы, стоящие на каминной полке. Половина одиннадцатого. Не так уж и поздно, но все-таки необычное время для визита. Вряд ли посетителя удивит, что он в пижаме.

Петер вышел в коридор, открыл дверь и увидел Тильде Йесперсон в синем беретике на светлых кудрях.

– У нас новость, – сообщила она. – Я подумала, нужно обсудить.

– Конечно. Заходи. Извини за мой вид.

– Слоники! – хмыкнула она, поглядев на рисунок пижамы. – Кто бы мог подумать!

Петер смутился и пожалел, что не надел халат. Впрочем, в халате было бы жарковато. Тильда уселась.

– Где Инге? – спросила она.

– В постели. Водки хочешь?

– Спасибо.

Достав чистый стакан, он налил и ей, и себе.

Она сидела, скрестив ноги. Колени у нее были круглые, икры полные в отличие от стройных ног Инге.

– Арне Олафсен купил билет на завтра на паром до Борнхольма.

Петер застыл, не донеся стакан до губ.

– Борнхольм, – тихо повторил он.

Уж слишком близко этот остров, излюбленное место отдыха датчан, находится от шведского берега. Что, если это долгожданный прорыв?

Тильде достала сигарету, он дал ей прикурить.

– Может, у него увольнительные накопились и он решил отдохнуть… – выдохнув струйку дыма, произнесла она.