Взгляд выхватил одну такую. По-настоящему красивую, к тому же очень стильную и ухоженную. Шмотки на ней модные, наверняка дорогие. Такая за дешево не продастся, но тем желаннее будет победа.

– Тормози! – приказал водителю Никиткин.

«Гелендваген» остановился, и он вышел из машины.

– Привет!

– Хочешь меня подвезти? – неожиданно спросила девушка.

– Хочу, – слегка опешил он.

– И поцелуешь? – отворачивая взгляд, усмехнулась она.

– И поцелую.

Он чмокнул ее в щеку, открыл заднюю дверь, помог сесть в машину, сам забрался на заднее сиденье.

Девушка уже не улыбалась, когда он закрыл за собой дверь.

– Куда едем? – настороженно глядя на него, спросила она.

– А куда ты хочешь?

– Ну, можно в ресторан.

– В Москву?

– Можно и в Москву.

Леонид выразительно глянул на водителя. Пусть едет в Москву, это недалеко, и дорога относительно свободна. К тому же по пути выяснит цену вопроса.

– А потом? После ресторана?

– Ну, это смотря, как вы поужинаете девушку.

– А танцевать ты умеешь?

– А я что, на монашку похожа?

– Может, лучше сразу о цене договоримся?

– В смысле, о цене?

– Ну, сколько стоит твой час?

– Что-то я не поняла, – нахмурилась девушка. – Ты за кого меня принимаешь?

– За порядочную девушку, – улыбнулся Леонид. – Но жизнь устроена так, что даже порядочность имеет свою цену!

– Да? Ну, тогда у вас денег не хватит, чтобы купить мою порядочность! – как-то не очень весело засмеялась она.

– А вдруг? – Никиткин сунул руку во внутренний карман пиджака, достал бумажник, вынул оттуда несколько пятисотенных купюр, протянул девушке.

– Что это такое?

– Две тысячи евро. Упакуешься «от» и «до». И всего за час твоей любви. А потом ресторан, если хочешь.

– Не хочу. И не надо меня упаковывать, я и сама как-нибудь…

– Не набивай цену, – нахмурился Леонид. – Две штуки для тебя – красная цена.

– У тебя с головой все в порядке? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.

– Четыре тысячи евро.

– У тебя реальные проблемы. Я знаю адрес одного психиатра, он чудеса творит.

– Если набиваешь цену, то не надо… Пять тысяч – это край, потолок, больше я не дам…

– Ну, хорошо…

Никиткин скривил губы в презрительной ухмылке. Недолго музыка играла…

– Только я сейчас не готова. Давай так, ты меня сейчас домой отвезешь, а завтра в это же время…

– Кинуть меня хочешь? – догадался он.

– Папочка, ну что за жаргон? – игриво улыбнулась девушка.

– Не надо меня динамить! – покачал он головой. – Я хочу здесь и сейчас!

– Кстати, меня Юля зовут.

– Мне все равно. Сейчас ты отработаешь, заберешь деньги, и мы больше с тобой никогда не увидимся.

– Поедешь новый прикол искать?

– Не твое дело!

– А если я не хочу? – возмущенно спросила она.

– Я ведь по-хорошему прошу!

– Я никак не хочу, ни по-хорошему, ни по-плохому.

– Никто ничего не узнает.

– Я буду знать… Да и не хочу я с тобой!

– Стерпится – слюбится.

– Может, хватит? – истерично выкрикнула Юля и, потянувшись к переднему креслу, ударила водителя кулаком в спину: – Эй, тормози, приехали!

Леонид схватил ее за плечо, резко развернул на себя.

– Ты идиотка? Ничего не понимаешь? Или ты отработаешь деньги и уйдешь, или тебя отсюда вынесут вперед ногами!

– Какой же ты урод! – качая головой, возмущенно протянула она.

Гнев захлестнул его с головой, Леонид схватил девушку за шею и стал душить. Остановился он в самый последний момент…

Юля тихонько откашливалась, продолжая смотреть на него ошалелым взглядом. Наконец-то до нее дошло, насколько все серьезно.

– Ты непослушная девочка, – с хищной ухмылкой произнес Никиткин. – И пять тысяч для тебя – это слишком много. Твоя цена – две тысячи. А если ты этого не поймешь… Ты меня поняла?

– Нет, не поняла!

– Тогда живой отсюда не уйдешь!

Он попытался схватить ее за шею, но Юля увернулась и ударила его растопыренными пальцами по лицу. Ногти у нее оказались на редкость острыми. Как он теперь будет ходить с расцарапанным лицом?

– Ну, ты и сука!

Он ударил ее раскрытой ладонью раз, другой… Она закрывалась руками, пытаясь защититься, но это ей не помогало. А он бил, бил…

– Не надо! Ну, пожалуйста! – взмолилась наконец Юля.

Он заметил кровь на своих руках, только это его и остановило. Кровь могла испачкать салон, а он привык беречь свои вещи.