М.С. Грушевский

Своим остриём кампания борьбы с космополитизмом оказалась направленной против интеллектуальных национальных элит как хранителей и носителей культурно-этнического самосознания, или на языке этой идеологической акции — «некоторых наименее устойчивых к тлетворному влиянию разлагающегося капиталистического общества интеллигентов». Антисемитский мотив космополитомании, при всём его особом звучании, лишь дополнял общую картину.

Новая идеологическая обстановка вызвала ужесточение требований к национальным историографиям. Весной 1947 года ЦК КП(б) Украины оперативно созывает совещание украинских историков с участием Л.М. Кагановича, Н.С. Хрущёва и Д.З. Мануильского. Партийные руководители потребовали заменить концепцию истории Украины Грушевского положениями «Краткого курса истории ВКП(б)». Как будто идеи Грушевского не были отринуты ранее. В соответствии с этой директивой в декабре 1947 — феврале 1948 года в Москве с участием украинских историков состоялись «дискуссии» по проблемам периодизации и составления плана-проспекта краткого курса истории Украины. Направлявший обсуждение академик Б. Греков вместе с А. Панкратовой и И. Минцем обвинили украинских коллег в неумении применять общие положения марксизма к конкретной истории Украины: повторялась ситуация конца 1920-х годов.

Начиная с конца 1948 года текст украинского «Краткого курса» несколько раз обсуждался в Москве, а затем в Киеве, в присутствии членов Политбюро ЦК КП(б) Украины. В опубликованных в 1953 году первом и в 1956 году втором томах «Истории Украины» за «методологическую основу» была взята «советская» концепция истории Украины, которая соответствовала главным положениям сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)».

20 июня 1950 года в «Правде», в статье «Относительно марксизма в языкознании» Сталин ещё раз и весьма своеобразно обратился к национальному содержанию в послевоенной идеологии. Используя критику идеи академика Н. Марра о «классовости» языка, он представит нацию в качестве наиболее важного фактора современной истории и даже революционной борьбы. Одновременно, казалось бы, Сталин подталкивал учёных к изменению принципиальных положений марксизма в зависимости от объективных данных той или иной науки. Но Сталин не отвергал в принципе примат марксизма над всеми остальными науками, не давал никакого конкретного рецепта или примера пересмотра тех или иных марксистских положений в соответствии с изменившейся обстановкой. Получалось, что если советский ученый будет продолжать держаться за цитаты из классиков марксизма, то он может быть обвинен в начетничестве или вульгаризаторстве.

Об идеале сталинского видения истории в последние годы его жизни даёт представление книга историка A.M. Панкратовой «Великий русский народ», вышедшая в 1952 году. Сталину книга понравилась, и на XIX съезде он включил автора в члены ЦК КПСС. Тут же было опубликовано второе — дополненное — её издание. Историк реабилитировала себя за «недочёты» своих изданий военных лет и за «промахи», допущенные в составе редколлегии «Вопросов истории» в 1947–1948 годах. Классовые оценки истории, на которых настаивала Панкратова в 1944 году, тонут на страницах книги в русофильских славословиях. Современный историк говорит о том, что Панкратова, наученная горьким опытом полемики с историками-державниками, «действовала в духе конформизма»{36}. Скорее, следует говорить о её реакции самосохранения.

Обращаясь к этому моменту развития советского общества (в плане социально-политическом или с точки зрения развития науки, культуры, в ракурсе этнометодологии), историк вольно или невольно задается вопросом о том, до каких степеней расщепления могла быть доведена социальная ткань, не уйди Сталин из жизни. Нет ответа… Во всяком случае, можно высказать предположение, что десталинизация 1950-х — начала 1960-х годов имела одним из своих основных источников инстинкт сохранения этнонациональной идентичности управленческой бюрократии, в том числе высшего её звена.

Сразу же после кончины тирана — прямо в противовес «Великому русскому народу» Панкратовой — издаётся книга, которая, верно, лежала в столе автора — Н.И. Матюшкина, партийного историка, доцента МГУ, под заголовком «СССР — страна великого содружества народов» (подписана к печати 22 мая 1953 года). В ней восстанавливается трактовка вопросов культурно-национального развития России, характерная для советской историографии 1920-х годов («царская Россия — тюрьма народов», «многонациональное советское государство — государство равноправия», «дружбы народов» и т. п.){37}. Эта акция ещё требует расшифровки. Но можно предположить, что бериевскому госкапитализму требовался интернационализм.

Национальные историографии, голос которых был еле различим в грохоте послевоенных идеологических кампаний и проработок, обретают возможности для своего развития в условиях начавшегося в середине 1950-х годов нового этапа эволюции советской идеократии, отмеченного ограниченной либерализацией и «секуляризацией» сакральной сталинской идеологии. Отсекаются наиболее одиозные исторические оценки и интерпретации, хотя основные принципы и подходы к историознанию остаются неизменными. В 1950–1960-е годы формируется значительный комплекс литературы в союзных и автономных республиках по различным периодам истории нерусских народов. В нём в общем и целом воплощается официальная русскоцентристская концепция истории, освобождённая от сталинистской патриотики. Эта концепция вновь обретает научно-теоретические формы, а идеологические и этнополитические аргументы отходят в историописании на второй план.

Национальная идея в региональной историографии проявляет себя прежде всего в замещённой форме — национальные историки соревнуются в доказательствах высокой степени зрелости своих этносов для дела революции и социализма. Педалируют вклад их представителей в героические и трудовые свершения советского народа. Эти завуалированные этнонациональные претензии в историознании находили своих критиков в официальной союзной историографии. Не случайно позднее прозвучало критическое замечание в адрес местных историков в обобщающем историографическом издании. Оно касалось как раз этого «шахматного» методологического подхода национальных историков: «Историки советских республик показывают, что борьба за установление Советской власти в национальных регионах была органической частью общероссийского исторического процесса, руководимого ленинской партией. В этой связи преодолевались попытки некоторых историков «искать» «свои» предпосылки социалистической революции в каждом национальном регионе»{38}.