Элронд снабдил отряд всем необходимым. В предзимье не лишними казались и меховые плащи, и другие теплые вещи. Запасы еды, одеяла, одежду и посуду погрузили на единственного пони, уходившего с отрядом, того самого, пришедшего из Брыля. Пребывание в Дольне пошло ему на пользу: шкура лоснилась, и вообще он помолодел и раздобрел. Взяли его по настоянию Сэма, уверявшего, что Билл (так он прозвал лошадку) зачахнет без него и без дела.

— Эта животина почти говорящая, — уверял он, — и заговорила бы наверняка, останься тут подольше. Он вот так на меня посмотрел, ну как если бы мастер Перегрин сказал: «Не возьмешь — я все одно следом пойду».

И Билла назначили в отряд вьючным животным. При этом он единственный из всех выглядел бодро и весело.

Слова прощания были уже сказаны и теперь путники ждали только Гэндальфа, задержавшегося у Элронда. Бильбо, зябко кутаясь в плащ, стоял в сторонке, рядом с Фродо. Арагорн сидел, низко опустив голову. Никто, кроме Элронда, не догадывался, что означает для него начало похода.

Сэм стоял у порога, оглаживая пони и уныло прислушиваясь к шуму реки внизу. В этот час он меньше, чем когда–либо в жизни, жаждал приключений.

— Эх, Билл, животина ты моя бедная, — бормотал он — Лучше бы тебе с нами не связываться. Оставался бы здесь, щипал бы травку.

Билл пренебрежительно махнул хвостом, но промолчал.

Сэм поправил котомку за плечами и с беспокойством перебрал в уме: все ли взял? Кухонные принадлежности — раз, соль — о, соль у него всегда имелась при себе в небольшой коробочке; он никогда не упускал случая пополнить запас. Табак, кремень, огниво, шерстяные носки, кусочек холста, кое–какие мелочи, забытые Фродо и прибранные Сэмом (чтобы торжественно достать, когда хозяин хватится), — все было на месте, все в должном порядке.

— Эх, а веревка–то! — хлопнул он себя по лбу, — Нету ведь веревки–то! Ночью же вспомнил: «Сэм, а как насчет веревочки? Хватишься ведь, а не будет». Ну вот оно, хватился уже, а взять–то и негде.

В этот момент вышел наконец Элронд с Гэндальфом.

— Что сказать мне вам напоследок? — тихо и задумчиво обратился к отряду Владыка Дольна. — Хранитель Кольца начинает свой путь к Роковой Горе. Вся тяжесть долга — на нем. Ни бросить Кольцо, ни отдать его вражьим слугам, ни даже позволить коснуться Кольца кому бы то ни было он не вправе. Остальные вольны в своих действиях. Они могут вернуться, могут выбрать другие тропы — как распорядится судьба. Чем дальше пройдете вы с Хранителем, тем труднее вам будет вернуться или покинуть его, но ничто не обязывает вас идти дальше. Испытайте ваши сердца, пообвыкнитесь к дороге.

— Ненадежен говорящий «прощай» на темном пути, — сурово заметил Гимли.

— Возможно, — ответил Элронд, — но пусть лучше не клянется продолжать путь во мраке тот, кто не видел настоящей ночи.

— Но клятва укрепляет слабое сердце, — сверкнув глазами, стоял на своем гном.

— Или разбивает его, — закончил Элронд. — Не надо пытаться заглянуть далеко вперед. Пусть сердце останется самим собой, но пусть не покидает его доброта. Прощайте, благословение эльфов, людей и всех свободных народов Запада пребудет с вами. Да осияет звездный свет ваши лица!

— Удачи в пути! — крикнул Бильбо посивевшими от холода губами. — Фродо, мальчик мой, если не сможешь вести дневник, хоть запоминай побольше, я буду ждать. Не пропадай надолго!

Их провожали эльфы. Тихие мелодичные голоса со всех сторон желали уходящим доброго пути. Ни музыки, ни песен, ни смеха. Отряд вышел на дорогу и словно канул в темноту.

За мостом крутая тропа вывела путников из долины, и на высокой вересковой пустоши прощально запел ветер. Потом, взглянув на последний домашний кров, мирно сиявший огнями внизу, отряд ушел в ночь.

У Бруиненского Брода свернули с дороги на юг. Этого направления предстояло держаться много миль и дней. Идти без дороги было нелегко, но зато уменьшался риск попасться на глаза неприятелю, хотя в этом пустынном краю слуг Врага никогда раньше не встречали.

Гэндальф с Арагорном, прекрасно ориентировавшиеся здесь даже ночью, шли впереди. Вереницу замыкал зоркий Леголас. Поначалу путь казался очень тяжелым, Фродо запомнился лишь не смолкающий ни на секунду заунывный свист ветра. Он налетал с гор на востоке ледяными порывами, его холодные пальцы шарили под любой теплой одеждой. Тепла не чувствовал никто, ни в пути, ни на отдыхе. Беспокойный сон днем в каком–нибудь укромном овражке под колючими кустами прерывался в полдень дозорным. Наставало время главной еды. Костер разводить опасались, ели невкусно, а вечером шли дальше, стараясь выдерживать направление на юг.

Скоро хоббитам стало казаться, что, двигаясь таким черепашьим шагом, они вообще никуда никогда не попадут. Каждый новый день, озираясь вокруг, они видели ту же унылую равнину, что и вчера. Только Горы с каждым днем становились немножечко ближе. На юге, уже за границей Дольна, их хребты плавно заворачивали к западу. В предгорьях в изобилии попадались долгие пологие подъемы да ущелья, по дну которых часто мчался скачущий, пенный поток. Тропы встречались редко и еще реже вели в нужном направлении.