— Назгул! — вскричал он. — Посланец Мордора! Они пересекли Реку, значит, буря близка! Советую не медлить и выступать, не дожидаясь рассвета.

Он подхватил на руки Пиппина и позвал коня. Сполох тотчас примчался. Через секунду маг был уже верхом и кричал Арагорну:

— Прощай! Торопись! Вперед, Сполох!

Конь тряхнул гривой, распустил хвост, заблестевший в лунном свете и, сделав скачок, от которого зазвенела земля, исчез.

— Это надо же, какая спокойная ночь! — ворчал Мерри. — Везет же некоторым. То им не спится и они таскают волшебные шары у магов, а те, вместо того чтобы превратить их в пень, берут наглецов с собой в путешествие…

Арагорн осадил его:

— Я не ручаюсь, что было бы лучше, если бы в Камень заглянул доблестный Мериадок. Что теперь говорить! Во всяком случае, если Гэндальф взял с собой Пиппина, тебе придется ехать со мной, и немедленно. Собирайся и захвати его вещи. Да поскорее!

Сполох летел по равнине. Клалось, его копыта совсем не касаются земли. Пиппин постепенно приходил в себя. Ему было тепло, а в лицо дул прохладный свежий ветер. Он был с Гэндальфом. Ужас перед Камнем и перед тенью, заслонившей луну, постепенно исчезал, таял, как туман или страшный сон. Он застенчиво подергал мага за плащ.

— Я и не знал, что ты ездишь без седла и поводьев, — сказал он.

— Это же не простой конь, — ответил маг. — Не ты едешь на нем, это он решает, везти тебя или нет. И уж если решил везти, так сам присмотрит, чтобы ты не свалился.

— Он быстрый как ветер, да? — спросил Пиппин. — А как легко и мягко стучат копыта!

— Начался подъем, земля неровная. Но видишь, как приблизились Белые Горы? Вон там, у трех черных вершин, лежит ущелье, где позапрошлой ночью был бой, — объяснил маг.

Пиппин притих. Гэндальф что — то мурлыкал себе под нос на разных языках, какие — то короткие рифмованные строчки, а мили незаметно проносились мимо. В шуме ветра Пиппин смог разобрать слова:

— Ты о чем? — спросил Пиппин.

— Вспоминаю Скрижали Знания… Хоббиты, поди, давно о них позабыли, если вообще знали…

— Вовсе нет, — ответил Пиппин. — Мы и свои составляем, хоть кое — кому, может, они и неинтересны. Но о таком я не слышал. Какие Семь Звезд? Какие Семь Камней?

— Палантиры королей древности, — ответил маг.

— А что это значит?

Гэндальф ответил не сразу.

— Название это означает «видящий сквозь даль». Камень из Ортханка — один из них.

— Значит, его сделал не… не Враг?

— Нет. Не он. И не Саруман. Им это не по силам. Палантиры появились на Заокраинном Западе, в Эльдамаре, у Нолдоров. Быть может, их сделал сам Феанор, и было это так давно, что не нашими годами мерить. Но Саурон все способен обратить во зло. Один из этих Камней и соблазнил Сарумана. Опасны творения, если сила их создателя больше нашей собственной. Он сам виноват, конечно. Глупец! Он хранил его для себя одного, ни слова не говорил даже на Совете… Мы — то считали, что все Палантиры погибли. А нынешние эльфы и люди даже не знали о таких чудесах. Только среди дунаданов Севера еще помнят древнее знание…

— А что с ними делали в древности? — обрадованный разговорчивостью мага, спросил Пиппин. Он боялся, что такое настроение долго не продержится.

— Камни Феанора давали возможность устанавливать мысленную связь и видеть через расстояния, — ответил Гэндальф. — Они долго объединяли земли Гондора. Такие Камни были в Минас Аноре, и в Минас Итиле, и в Ортханке. А самый главный из них находился в Звездной Башне в Осгилиате. В доме Элронда говорят, что они были в Ануминосе и на Амон Сул, а последний в Серебристой Гавани. Все Камни были связаны между собой, а тот, что хранился в Осгилиате, был связан со всеми. Выходит, Палантир Ортханка уцелел… Вот только один, сам по себе, он показывает или очень дальние, или очень давние дела. Саруман погружал взгляд все дальше и дальше, пока однажды не заглянул в Барад Дур. И тут же был пойман! У Саурона в руках оказался, по — видимому, Камень из Минас Итиля. Жадность Сарумана оказалась очень удобным ушком, Саурон зацепил его, и с тех пор Камень Ортханка был настроен на Барад Дур. Он сразу переносит туда разум и взгляд всякого, кто в него посмотрит и чья воля не тверже алмаза. А как он влечет к себе! Разве я сам не чувствовал этого? Даже сейчас мне хочется испытать на нем волю, посмотреть, не смогу ли я вырвать его из — под власти Врага и повернуть, куда захочу. Заглянуть через глубины времени и пространства и увидеть чудные руки и несравненный ум Феанора за работой, в те дни, когда Белое и Золотое Деревья стояли в цвету! — он вздохнул и умолк.

— Если бы я знал это раньше, — жалобно протянул Пиппин. — Я ведь понятия не имел о том, что делаю.

— Нет, понятия у тебя хватало, — возразил Гэндальф. — Ты знал, что поступаешь глупо и плохо. Но ты не послушал себя. Ну, что сделано, то сделано. Я и сам восстановил всю картину только сейчас, а расскажи тебе об этом раньше, тебя бы разобрало еще сильнее, и ты бы не устоял. А теперь, обжегшись, будешь умнее.

— Да уж, — содрогнулся Пиппин. — Будь тут все Камни сразу, я бы даже не посмотрел на них.

— Вот и хорошо, — одобрил Гэндальф, — на это я и рассчитывал.

— Но и хотел бы знать… — снова начал Пиппин.

— Пощади! — вскричал маг в притворном ужасе. — Чтобы насытить твое любопытство, мне до конца дней придется только и делать, что отвечать на твои вопросы. Ну ладно, выкладывай, — сжалился он, — что там у тебя еще?

— Мне хотелось бы знать имена звезд и всего живого и еще про землю, небо и море! — засмеялся Пиппин. — На меньшее я не согласен. Но так и быть, не обязательно сегодня. А пока скажи мне только, что это за черная тень? Зачем она летела в Изенгард? И почему она тебя так встревожила?