Шрифт:
Фонтену захотелось защитить Долорес, которую его жена представляла наивной и глупой:
– Нет, это не потому… э-э… не для того, чтобы скрыть почерк, просто так более четко.
– А как отвечали вы, Гийом? Мне ни разу не попадались ваши письма среди корреспонденции на отправку.
– Я сам относил их на почту через день, – сказал он, словно ребенок, уличенный в дурном поступке.
Она снова остановилась, дрожа от негодования:
– Вы это делали? Вы, который никогда ни о чем не заботится, никогда не ходит за покупками, и вы, раз в два дня… ради женщины, которую едва знаете…
– Ну не то чтобы я ее едва знаю, это моя хорошая приятельница.
– Да, конечно, мамаша Сент-Астье рассказала мне тогда, у Ларивьеров, что вы вместе путешествовали… Гийом, как вы могли вести себя так легкомысленно?
Они дошли до конца тропинки. Какой-то ребенок, проехав между ними на самокате, заставил их отодвинуться друг от друга.
– Но не думаете же вы, Полина, что я отправился в Латинскую Америку на поиски приключений. Как раз наоборот. После вашей болезни я решил навсегда отказаться от тех невинных дружеских отношений, которые, похоже, так вас огорчили. Но кто мог сопротивляться этой женщине? Красивая, молодая, талантливая, столько очарования…
– И вы полагаете, что она, такая красивая, такая талантливая, полюбила вас?.. Ну полно, Гийом…
– А зачем же она полетела со мной в Боготу?.. Я согласен, это поразительно, не могу отрицать очевидное.
– Бедняжка, – произнесла она, – как же вы легковерны! Мамаша Сент-Астье, признавая, что ваша возлюбленная очень талантливая актриса, сказала мне также, что она кокетка, и в жизни, и на сцене…
– Полина, эти высказывания пристали мамаше Сент-Астье, но никак не вам, если я и легковерен, то читать-то я умею. Я уверяю, что только… э-э… влюбленная женщина могла писать такие восхитительные письма, которые я получил.
– Так она писала вам восхитительные письма! Как бы мне хотелось их увидеть! – с воодушевлением воскликнула она. – Послушайте, Гийом, я соглашусь продолжить нашу совместную жизнь лишь при одном условии: вы расскажете мне все об этом вашем приключении. Чего я не могу выносить, так это предательства, того, что вы что-то скрываете от меня, притворяетесь и ломаете комедию. Если вы обо всем мне расскажете откровенно, я не буду чувствовать себя обманутой и, возможно, когда-нибудь, со временем, смогу вас простить… Скажите, как ее зовут?
– Но не значит ли это предать ее?
– В чем предать? Если я захочу, то узнаю ее имя хоть завтра. Мамаша Сент-Астье спросит его у Жоффруа… Впрочем, мне рассказывали, что как раз сейчас в Париже находится один молодой чилиец, который задолго до вас был любовником этой вашей Дульсинеи.
Фонтен был поражен, но тут же взял себя в руки:
– Возможно… Долорес никогда и не уверяла, что является девственницей, и не говорила, что верна одному мужчине… Но она мне призналась, что три недели, проведенные со мной, были…
– Самыми счастливыми в ее жизни?.. Неужели вы в вашем возрасте так наивны, что верите фразам, которые стары как мир? Вы сказали, Долорес. А дальше?
– Долорес Гарсиа, – признался он с тяжелым вздохом.
По улице де ла Ферм они подошли к своему дому.
– Дайте мне ее адрес, Гийом. Я хочу ей написать.
– Написать ей?! – испуганно воскликнул он, толкая решетку. – И что вы ей скажете?
– Уверяю вас, мне многое нужно ей сказать… Что не слишком красиво заводить роман с женатым мужчиной, даже не задумываясь о том, что причиняешь боль другой женщине; но если она искренне привязана к вам, пусть она вас получит, я не стану противиться разводу.
Они вынуждены были замолчать на какое-то время, потому что Алексис открыл им дверь. Как только он принял их верхнюю одежду, Гийом поспешил присоединиться к Полине в ее комнате.
– Развод?! Но об этом нет и речи… Я никогда не обещал ей, не предлагал жениться. Напротив, я всегда расхваливал вас. Говорил ей, что наша женитьба – это самый гармоничный союз на свете, что я не мог бы обойтись без вас.
– И она это принимала? И вы еще утверждаете, что она вас любит?
– Она не принимала. Она мне говорила: «Я не хочу, чтобы ты рассказывал мне о жене».
– Как? Она с вами на «ты»? Я не могу позволить себе это после двадцати лет брака, а она через три недели…
– Это зависит от языка… по-испански все друг с другом на «ты»… Поймите, Полина, я никогда не пытался проводить между вами каких-либо сравнений, вы не соперницы друг другу. Вы были и остаетесь моей женой, после этой поездки я был так счастлив вернуться к вам. Поверьте, в тот момент, когда мы с Долорес расставались, она была готова поехать со мной и провести вместе две недели в какой-нибудь уединенной гостинице, но я сам не захотел откладывать возвращение во Францию… Мужчина так устроен, черт побери! Он имеет право время от времени позволить себе несколько дней прожить в мечте…