Ведь чтобы преподнести ей пятьдесят луидоров, Дидро написал «Философские мысли». Чтобы выиграть пари, которое он держал с ней, сочинил за несколько дней роман «Нескромные сокровища».

Мадам Пюизье не пришлось выдумывать. Она существовала и не то четыре не то пять лет была любовницей Дидро. Его дочь, со слов своей матери, даже утверждает, что все десять.

Если верить, что мадам Пюизье родилась в 1720-м, — а кому и когда бывает точно известен год рождения дамы, — к тому времени, как Дидро, отправив Анну Туанету в Лангр, сошелся с ней, мадам было двадцать шесть. Она была замужем за одним из знакомых Дидро. По одной версии, муж мадам был парламентским адвокатом, по другой — литератором. Но вполне вероятно, что Филипп Пюизье совмещал парламентские занятия с переводами. Бесспорно одно: по части литературного таланта он уступал Дидро, а жена его хотела стать писательницей. Не это ли послужило одной из причин того, что она вступила в связь с приятелем своего мужа?

По дошедшим до нас отзывам, мадам Пюизье была тщеславна, кокетлива, даже фривольна, экстравагантна, безрассудна и постоянно требовала денег. Была ли она хороша собой? Вероятно.

Связь с мадам Пюизье застала Дидро, а главное, его тощий кошелек — он и семью-то содержал еле-еле — врасплох.

То, что он написал «Философские мысли», пытаясь раздобыть для своей любовницы пятьдесят луидоров, придумано мадам Вандель. обиженной за свою мать, — это так понятно. Но то, что любовь мадам Пюизье к Дидро не была вполне бескорыстной, бесспорно.

Почему, он после философских трактатов, пусть и изящных и занимательных, в 48-м принялся за «Нескромные сокровища»? Надо думать, потому, что в 46-м по приговору парижского парламента сожгли «Философские мысли», а «Прогулку скептика» и совсем не удалось издать. Вот он и решил прикрыть свои недозволенные идеи фривольным сюжетом. Для XVIII столетия это было так естественно.

Но вместе с тем у нас нет никаких оснований сомневаться, что пари с мадам Пюизье было заключено.

Кребилиона-сына тоже называют не зря. Дидро не мог не читать романов этого автора — «Софа», «Тансай и Неадарме», — легковесных и сладострастных. Он даже упоминает их во вступлении к своему роману. Да и кто же их тогда не читал?! Они пользовались успехом, не просто успехом, бешеным успехом. Это и навело Дидро на мысль написать книгу в том же духе, с той только разницей, что он спрячет в ней политические намеки и рассуждения, философские размышления, и спрячет как можно глубже, чтобы не угодить за свой роман в Бастилию.

Мадам Пюизье, видимо, не поверила, что он напишет роман так быстро, как обещал. Вот и возникло пари.

Кроме того, сама связь с этой особой могла навести его мысль на сюжет, где бы действовал волшебный перстень, помогающий угадывать самые сокровенные, самые интимные тайны женщины. Если позже, когда Дидро сидел в Венсеннском замке, он, выследив свою любовницу, убедился в ее неверности и порвал с ней, то основания для подозрений могли появиться и раньше.

Существовала, правда, и другая версия причины их разрыва. Она была изложена в журнале, выходившем в те годы в Гааге. Но стоит ли нам так вникать в их отношения?!

Итак, поверим, что пари было заключено, и в то, что это произведение Дидро автографично, как и все остальные. Да и в чьих произведениях нет частички личности автора, даже если нет частички его жизни?!

Что же касается сюжета «Нескромных сокровищ», то я не рискну даже его пересказать. Фривольностью он не уступает романам Кребилиона-сына.

Мало того, в главе XXXIX Дидро даже пародирует литературную манеру этого автора. Вот пародия:

«Я запомнил весь этот вздор от слова до слова, хотя там не было ни тени смысла и ни капли ясности, и если вы дадите тонкое критическое истолкование его, вы сделаете мне очаровательный подарок, сударыня», — говорит султан Мангогул.

Затем следует весьма значительная реплика фаворитки султана Мирзозы:

«Как вы сказали, государь?.. Пусть я умру, если вы не похитили у кого-то эту фразу!»

И последующая речь Мангогула, приписанная им одному из «сокровищ» — интимных голосов женщин, — уже, бесспорно, похищена у «кого-то», то есть пародирует стиль Кребилиона-сына.

Вот начало этой речи: «Господа! Я не стану выискивать, пренебрегая моим собственным разумом, образцы мышления и выражений. И если мне удастся высказать нечто новое, в этом не будет никакой аффектации; оно явится следствием моей темы; если бы я повторила то, что уже высказывалось по этому поводу, это значило бы, что я мыслю, как другие».

А вот еще отрывок из этой речи: «Я не могу отказаться от замечаний и словесных упражнений, соответствующих моей теме, тем более что сама по себе она чрезвычайно скромна и не разрешит мне напыщенного многословия; но я не стану касаться мелких ничтожных подробностей, которые являются достоянием пустого болтуна; я был бы в отчаянии, если бы меня заподозрили в пустословии».

Но, изобретая свой сюжет, Дидро, конечно же, не стал повторять ни Кребилиона-сына, ни подобных ему романистов. Впрочем, он не затруднял себя и тем, чтобы все придумывать. Зачем? Гораздо проще открыть «Гептамерон» Маргариты Наваррской, басни Лафонтена, старинное фабло. Кое-что позаимствовать у писателя XVII столетия Нажисона. Получается забавно. «Гений» Кукуфа дарит молодому султану чудесное кольцо.

Но разве дело в интимных тайнах женщин, которые благодаря кольцу выдают их «сокровища»? На этот сюжетный стержень Дидро нанизывает картину современных нравов — придворных, великосветских, буржуазных, научных, театральных, литературных, музыкальных, и картину, надо сказать, весьма сатирическую.

Это ничего не значит, что место действия романа — Конго. Кто из современников не угадывал под Конго Францию?

Имена персонажей самые экзотические, притом не существующие ни в одной стране. Но так ли трудно было угадать в Эргебзеде Людовика XIV, в молодом султане Мангогуле — Людовика XV, в Мани-монбанде — его жену Марию Лещинскую, в Селиме — кардинала Ришелье, а в Мирмозе — маркизу де Помпадур?!