Петруччи возражал. Он не хотел экономить. С конских яблок, сколько не старайся, мёда не соскребешь. Он видел себя Буонагвидой и не хотел отказываться от своего намерения. Мессир Венафро почёл за благо согласиться с капитаном народа. Не спорить же, в самом-то деле, из-за таких пустяков. Но потом возникла новая идея. Мессир Петруччи решил установить статую Сальвани возле городских ворот, а сцену с Буонагвидой изобразить в притворе храма Санта-Мария дель Ассунта. Мессир Антонио снова не возражал, помышляя об обеде.

Никто из них не сказал ни слова о гибели Монтичано, она, словно по молчаливому соглашению, была предана забвению, причем не только власть предержащими, но и всеми сотрудниками капитана народа. Правда, городской прокурор, мессир Монтинеро, ещё раз появился в палаццо Петруччи и доложил, что им удалось проследить путь покойного по минутам, но он ни с кем не встречался, просто гулял по городу, и никто из горожан, к сожалению, не приметил, как Монтичано пришел к источнику, что, впрочем, легко было объяснить уже сгустившимися к тому часу сумерками.

Петруччи выслушал его молча, предложил присесть, потом все же поинтересовался, интимно склонившись к прокурору:

– Лоренцо... Ну вы же не дурак...
– Он умолк.

– Благодарю вас, ваша милость, - ответил Монтинеро, не спуская с главы Сиены внимательного взгляда.

– Как по-вашему, кому наш дружок Фабио перешёл дорогу? Вы же не думаете, в самом деле, что дьяволу больше нечем заняться, как только сводить счёты с нашим дорогим Марескотти и его людишками?

Тонкая улыбка мессира Монтинеро подтвердила догадку капитана народа.

– Я, конечно, так не думаю, мессир Пандольфо. Просто мессир Марескотти...
– прокурор сделал вид, что замялся и не находит слов, но потом вроде бы нашёлся, - возомнил себя Юпитером и вершителем судеб, в то время как он всего-то начальник гарнизона. Он возгордился, а гордость, как известно, предшествует падению. Мне трудно сказать, кого он разозлил, могу только предположить, что у разозлившегося мозгов намного больше, нежели у мессира Фабио.

– А подестат, стало быть, расписывается в собственном бессилии?
– с тонкой улыбкой вмешался в разговор Антонио да Венафро.

– Это ещё почему?
– брови мессира Лоренцо взлетели на середину лба.

– Вы не можете установить причину этих преступлений и поймать злоумышленника...

– Надеюсь, что буду правильно понят, - нежно промурлыкал прокурор, лучезарно улыбнувшись, - не считая случаев необъяснимой гибели людей самого мессира Марескотти, в городе за последние полгода было девять крупных преступлений и двенадцать мелких случаев супружеских разборок, пьяных драк да банальной поножовщины. Из девяти же вышеназванных крупных преступлений ...- прокурор медоточиво улыбнулся, - люди мессира Марескотти были задействованы в семи. И это нами было установлено, однако, делам не был дан ход. Ну, а раз тем делам все равно не дается хода, с чего бы моему уважаемому начальнику, мессиру Корсиньяно, да и мне тоже, рыть землю в этих делах?
– мессир Лоренцо прекрасно понимал, что ответа не получит, и с улыбкой развёл руками.

Это была дерзость, но терпимая, а Петруччи, хоть и был тираном, любил изображать из себя человека, доступного критике и возражениям. Что до Венафро, то он, профессор местного университета, вообще был склонен к отвлеченному академизму. И потому он изумился:

– Как зачем? Чтобы узнать истину, - Венафро послал Монтинеро загадочный взгляд, - разве это не важно?

– Вы, может быть, хотели сказать "удовлетворить своё любопытство", мессир Антонио?
– любезно спросил, одновременно поправив его, Лоренцо Монтинеро, - тут я, признаться, вас понимаю.
– Прокурор кивнул головой.
– Мне тоже любопытно, что происходит.

– А где этот...
– капитан народа пощёлкал пальцами, - что хотел бежать?

– Мессир Сильвестри? Он отпущен.

– А вы не боитесь, что его тоже прикончат?
– напрямик спросил Петруччи Монтинеро.

– А чего мне бояться?
– пожал плечами прокурор, - разумный человек проявляет опасение, если подозревает, что прикончить могут его самого. Тут, конечно, глуп будет то, кто не предпримет необходимых предосторожностей, и знай я, что хотят убить меня, я усилил бы свою охрану и не высовывал бы нос на улицу без лишней надобности, избегал бы толп и сборищ и не снимал бы пальцев с рукояти даги. Мессир Сильвестри знает, что все его товарищи ... плохо кончили.
– Прокурор лучезарно улыбнулся.
– На его месте я, в дополнение к уже перечисленному, не шлялся бы по болотам, избегал бы лошадей и крутых лестниц, не подходил бы к колодцам и источникам, да и в нужник ходил бы с опаской...

Венафро прыснул со смеху.

– Бедняге не позавидуешь. И всё же... вы бы приставили к нему охрану, Монтинеро. Не ровен час...

– Подестат не имеет лишних людей, - отчеканил, а, точнее, огрызнулся мессир Лоренцо, - к тому же приставлять охрану к охранникам - это, воля ваша, мессир Антонио, немного чересчур.

Мессир Венафро тонко улыбнулся.

– Я имел в виду, что таким образом вы могли бы все-таки выследить злоумышленника.

– Используя мессира Сильвестри как приманку?
– с понимающей улыбкой кивнул прокурор, - да, я думал над этим, но дело в том, что мессир Сильвестри живет в палаццо Марескотти, и мессир Фабио может обвинить нас в том, что мы лезем в его дом, а нам меньше всего нужны подобные упреки.