Дед Валентий и тетка Анеля были здесь, понятно, ни при чем. Нас разделяли палка полицейского и кропило ксендза. А такие, как Чеслав Гадомский и Строиш, боролись за сегодняшний день плечом к плечу с нашими революционерами-подпольщиками.

…Вот-вот покажется солнце.

Эта заря заглядывает сейчас и в наше светлое окно. Расцвела перед домом душистая сирень. Щебечут свою песню хлопотливые ласточки: над окном их гнездо.

Но этот первый дневной шум не разбудит мою хозяйку.

А может, она уже не спит? Или еще не спит?

Ведь бывало так, что Лена не ложилась далеко за полночь, пока я не вернусь, или вставала до света — поджидать.

Может, и сейчас окно уже открыто, а ты смотришь сквозь листья сирени или читаешь в постели, по-детски подперев ладошкой щеку?

Я скоро приду. Как всегда, расскажу тебе обо всем. У меня сегодня столько необыкновенного.

Потом уйду в поле или на стройку, а ты — в школу. Много у тебя сейчас дела: конец учебного года. Когда мы выйдем из дому и у ворот разойдемся в разные стороны, долго ты будешь у меня перед глазами: как идешь мимо окон, в светлом платье, с портфелем, полным тетрадей, в руке; как на губах твоих то вспыхивает, то снова потухает счастливая улыбка; как приветливо здороваются с тобой и старики и дети; как оглядываются тебе вслед мои молодые товарищи…

…Я шел задумавшись, а между тем от Немана дорога уже повернула в лес. Собственно, не лес еще, а только подлесок.

И вот в этом тихом, душистом подлеске неожиданно повстречалась беда…

Я говорю «неожиданно». Не мог же я этого ожидать, не мог не вздрогнуть, когда из кустов послышался крик:

— Эй! Стой, Сурмак! Руки вверх, собака!

Три бандита вышли из кустов на дорогу.

Первый, подойдя ко мне, спросил:

— Что, не узнал? Не ждал, что встретим? Ты почему ж это лапы не поднимаешь?

Узнать-то я его узнал, — это был Носик, тот самый Володька, который «погиб где-то от немецкой бомбы», а вот ожидать такой встречи… «Будешь знать, как ходить безоружным…»

Носик стоял с автоматом. Второй, тоже молодой, держал наведенный карабин. Третий — Копейка — был с наганом.

— Ну что, — сказал Носик, — не писал я тебе, что допрыгаешься? И тебе, и твоей помощнице писал. Чего молчишь? Потише стал. А мы с тобой поговорим. Пусти же коника своего наконец! Уцепился! Копейка, карманы!

Копейка подошел. По-своему поглядывая из-под кепки, он взял из моих рук и пихнул в сторону велосипед, а затем стал шарить по мне своей ручищей: в карманах кителя, в карманах штанов, за пазухой.

Не знаю ничего противнее, чем крыса. Подумать, что она пробежит по мне, что она станет меня обнюхивать… бррр!.. Я читал где-то, что итальянские фашисты на допросах применяли железные клетки с голодными крысами. Такая клетка надевалась на голову жертвы. Может быть, не три крысы, а больше или меньше бывало в такой клетке, но мне сейчас казалось, что их было непременно три…

А эти «крысы» — гладкие, даже выбритые, видимо, только вчера. Не всегда сидят они здесь, в кустах, — есть у них свои люди…

И как же мне тут с вами быть?..

Ощупав меня, Копейка еще раз провел по мне взглядом — от ног до головы… «Прикидывает, что ему достанется при разделе наследства», — подумал я и удивился, что он не заметил у меня на руке часов, тем более что видел их не раз и раньше. Еще больше удивило меня, что он не нашел партбилета!..

— Медальки мы с тебя сегодня снимем! — хохотнул Носик, ощерив крепкие зубы. — Немножко погодя, сейчас некогда. И Гришу Бобрука покажем. Может, даже и самого Рымшу. Я слышал, ты очень хотел с ними встретиться. Отведи его, Копейка, подальше, мы еще здесь побудем. Да смотри, в случае чего — не зевай! А ты, товарищ председатель, подожди там, подумай. Мы тебе сейчас самого Концевого представим. Мы тут его поджидали, а бог нам тебя послал.

Мы с Копейкой углубляемся в лес. Когда я пытаюсь обернуться или замедляю шаг, он толкает меня наганом в спину.

— Иди, иди, ак-ти-вист! — говорит он. — Ты ж и со мной хотел увидеться, тоже пугал. Вот и увидел. И зять твой со мной повидался. Жаль, зализал раны. А тебя сегодня собаки будут лизать. Мы до вас до всех доберемся…

…Маленький сосновый гробик… Кровавый след на снегу. Валя… «Не «ну их», а мы их!» — говорит Микола. И Концевого вам сегодня не захватить: он поехал другой дорогой. Ты подожди, подожди! Зайдем только глубже в лес, подальше от тех! Сейчас, только сейчас!

Но, черт возьми, почему-то пришло на память, как кленовцы нашли у Немана финагента Антонова. Сидел парень по грудь в воде, весь окровавленный, на теле были вырезаны погоны и звезды.

Да нет, я вам не дамся!

А черных дум не остановить.

На ветку сосны, свесившуюся перед нами, присела маленькая пташка. Синичка в своем зелено-черно-желтом уборе. Она, наверно, сказала бы свое «ци-сик-ци-сик», подивилась бы, что это мы тут делаем, но в клювике у нее был червячок. Где-то тут у птички гнездышко и дети… А может, только подружка, которая сидит в нагретом гнезде и ждет радостного события?.. Птичка кивнула черненькой белощекой головкой и, видя, что нас отсюда не выживешь, улетела… А я опять остался один с огромной крысой… Ничего, Лена, ничего!..