Нелегко понять, почему телесный контакт с любимым человеком способствует устранению тревоги. По всей вероятности, это объясняется тем, что частично непосредственное тепло от тела в описанном смысле, частично возбуждение сосудов на периферии тела уже при ожидании материнской защиты физиологически устраняют или по меньшей мере ослабляют внутреннее напряжение. Эти факты требуют основательного обсуждения, которое последует в другой работе.

Для нас же достаточно будет сказать, что периферическое возбуждение сосудов, устраняющее внутреннее напряжение и тревогу, представляет собой эрогенную основу мазохистского характера. Его последующее стремление избежать утраты контакта является лишь психическим отображением физиологического процесса возбуждения. Остаться одиноким в мире, т. е. быть холодным и незащищенным, означает невыносимое состояние напряжения.

В связи с этим можно было бы поставить вопрос, какую роль при мазохизме играет оральная фиксация. После всего, о чем говорилось выше, мы не можем приписать ей специфического значения, даже если она очень часто встречается, как у всех характеров с догенитальной фиксацией. Не подлежит сомнению, что оральные притязания во многом определяют ненасытность мазохистских требований любви. Вместе с тем представляется, что оральная чувственность при мазохизме – это в значительно большей степени регрессивное последствие раннего разочарования в объекте любви с последующим страхом оказаться покинутым, нежели первопричина мазохистской потребности в любви. Во многих случаях, без сомнения, обнаруживался иной источник чрезмерной потребности в любви: страх оказаться покинутым обычно возникал в связи с сильной агрессией и началом инфантильных сексуальных исследований, которые, в отличие от оральных и анальных импульсов, наталкивались на строгие запреты со стороны любимого воспитателя. Интенсивный страх наказания, препятствующий продвижению к генитальности, несомненно, является результатом этого противоречия между дозволенными, более того, поощряемыми сексуальными импульсами, с одной стороны, и угрожающими строгим наказанием – с другой. Нашему пациенту позволяли есть сколько угодно; более того, при этом его обнимали, поглаживали и т. д.; о его функциях опорожнения постоянно заботились. Но когда он начал осваивать другие возможности сексуального удовлетворения, интересоваться гениталиями матери, испытывать желание их пощупать и т. д., то тогда испытал всю строгость родительского авторитета. Если при мазохизме имеют место оральные притязания, то они, как и при других формах невроза, обусловливают депрессивное настроение. Специфическим для мазохизма, насколько позволяет судить прежний опыт, является особое сочетание кожной эротики, анальности и страха оказаться покинутым, который хочется устранить посредством физического контакта. Эта эрогенная диспозиция является одной из самых важных причин чрезмерного требования любви, имеющего специфический унтертон «согрей меня» (= «защити меня»). «Ударь меня» – это уже измененное выражение того же стремления. Все выглядит так, словно мазохистский характер получил слишком мало любви и по этой причине у него развилось столь сильное требование любви. Это верно только в том смысле, что он постоянно страдал от тяжелой фрустрации любви; но очень часто подобное требование возникает из-за чрезмерной изнеженности. Вместе с тем это чрезмерное усиление требования любви является результатом определенных нарушений, проистекающих из патриархальной системы воспитания. Вопрос заключается в том, каким образом закладываются эрогенные основы мазохистского характера. Речь идет не просто об анальной или кожно-эротической диспозиции, а о специфическом сочетании воздействий внешнего мира, затрагивающих эрогенность кожи и весь сексуальный аппарат и тем самым закладывающих основу мазохистского характера. Только зная их, мы можем понять остальные черты характера мазохиста.

Теперь обсудим некоторые другие черты мазохистского характера, но уже в связи с сексуальной структурой мазохиста.

Нам потребовалось около года, чтобы пробить характерную броневую защиту в виде упрямства, провоцирования, сетования и т. д., благодаря чему удалось проникнуть в раннее детство больного и, главное, побудить его к активному участию в аналитической работе. Я опускаю известные и здесь не особенно важные результаты, которые мазохизм, как и любой другой невроз, поставляет в анализе, такие, как искажение с помощью пассивной фантазии о побоях желания анально отдаться отцу в качестве женщины, типичный эдипов комплекс, реакции чувства вины из-за вытесненной ненависти, амбивалентность и т. д. Для мазохистского характера они не специфичны. Я приведу только те результаты, которые в их взаимосвязи следует рассматривать как специфические для мазохизма, а также те, что обусловливают мазохистское нарушение процесса получения удовольствия.

После ослабления характерной структуры нашего пациента, в частности после устранения вытеснения ненависти к отцу и страха перед ним, со всей мощью прорвалась генитальность. У пациента легко наступала эрекция, он перестал мастурбировать в мазохистской форме и приступил к анализу своей глубокой, специфически анально окрашенной любви к матери. При быстром улучшении его состояния обращало на себя внимание следующее.

Внешне его сближение с женщинами было энергичным, но он не избавился от чувства внутренней скованности и неестественности. Это снова и снова давало ему повод к мазохистским сетованиям на то, что, несмотря на внешние успехи, он не чувствует себя здоровым: «В мазохистском болоте ничего не зашевелилось».

Он был склонен к скорому разочарованию по малейшим поводам и при самом незначительном затруднении уходил из реальности в мазохистские фантазии. Это колебание между более или менее энергичными попытками генитально закрепиться в действительности и быстрым бегством в мазохизм продолжалось многие месяцы. Я знал, что оно было связано с не устраненным страхом кастрации. Концентрация работы в этой области принесла много интересных аналитических результатов. Прежде всего больной, который доселе не обнаруживал и следа генитального интереса, оказался полон генитальными тревожными представлениями. Вот лишь несколько примеров: влагалище – это «болото», которое кишит змеями и пресмыкающимися; головка его члена откусывается щипцами; человек погружается в бездну, не возвращаясь обратно. Но обсуждение всех этих страхов не сказалось на его лабильном состоянии; в течение многих месяцев каждый сеанс начинался с мазохистской жалобы на то, что он «внутренне совершенно разбит». Приходилось снова и снова анализировать перенос, при этом я наталкивался на новый материал, касавшийся его пассивно-анальных стремлений, прежде всего на то, что он мазохистским образом сразу же отступал от женщины, если появлялся соперник. Идея, что он обладает маленьким пенисом, поначалу оставалась некорректируемой. В отношении каждого соперника у него развивалась зависть, которая сразу же перекрывалась пассивно-женственной позицией – известный механизм связывания страха перед отцом. Однако глубокий анализ этого поведения нисколько не менял его ощущения, что, несмотря на внешние успехи, он по-прежнему остается мазохистом.

После первых же попыток коитуса, во время которых он был потентным, но оставался неудовлетворен, возникла сифилофобия. Однажды он показал мне свой член и задал вопрос, не является ли небольшая эрозия признаком заражения. Сразу же было понятно, что он хотел проявить свой эксгибиционизм. Таким образом анализ исподволь привел к объяснению одного важного момента в его генитальном развитии. Как выяснилось, ребенком он достиг генитальной фазы только в форме показывания члена и сразу натолкнулся на строгий запрет со стороны матери, Генитальное разочарование оказалось очень сильным, поскольку он мог вдоволь проявлять свой анальный эксгибиционизм перед матерью, которая уделяла самое большое внимание его функциям опорожнения. Еще в десять лет мать отводила его в уборную. Было ясно, что его удовольствие от показывания ягодиц явилось причиной того, что он вступил в генитальную фазу именно с демонстрации гениталий. Анализ выявил, что его первые генитальные попытки приближения к матери по своему содержанию были эксгибиционистскими; это притязание сразу же было вытеснено и впоследствии привело к сильнейшим зажимам во внешних проявлениях. При попытках коитуса он никогда не отваживался показываться женщине обнаженным или позволять ей держать его член. После анализа этого элемента невроза он начал серьезно искать себе профессию и стал фотографом. Еще до этого он купил себе фотоаппарат, которым снимал все, что попадалось ему на глаза. Здесь опять можно увидеть, насколько важно для сублимации высвободить генитальность. Сегодня он выполняет свою работу весьма умело. Но долгое время внутреннего удовлетворения от профессии он не получал: «Я не ощущаю себя, а если и ощущаю, то жалким, как мазохист».

Эксгибиционистское наступление генитальной фазы в детстве с незамедлительным строгим запретом и вытеснением удовольствия от обнажения при полном торможении дальнейшего генитального развития, по моему опыту, так же специфически относится к мазохистскому характеру [51] , как и наступление генитальности посредством фаллического садизма и его торможения в сочетании с анально-садистской фиксацией – к неврозу навязчивых состояний. Этим можно объяснить некоторые типичные черты характера, обусловливающие неуверенность, бестактность, неловкость в поведении мазохиста. Наш пациент образно описывал это внутреннее состояние на примере. Он говорил: «Я всегда веду себя как офицер, который с криками „ура!“ и обнаженной саблей бросается на штурм во главе своего войска, затем вдруг оглядывается и замечает, что за ним никто не последовал». С этим чувством связана другая черта характера, которая только внешне имеет отношение к чувству вины: лица с мазохистским характером не терпят похвалы и склонны к самоуничижению. Пациент, несмотря на большое честолюбие, не мог терпеть, если фигурировал в школе в качестве хорошего ученика. «Если бы я оставался хорошим учеником, я бы чувствовал себя словно перед огромной толпой людей с обнаженным эрегированным членом». Это не было замечанием, брошенным походя, каких немало бывает в анализе, – оно затрагивало суть проблемы. Из-за торможения генитального эксгибиционизма и его вытеснения последующая сублимация, активность и уверенность лишены важнейшей поддержки. У мазохиста это торможение эксгибиционизма усиливается вплоть до развития противоположных черт. Генитально-нарциссический характер проявляет эксгибиционизм в искаженной форме (ср. эритрофобию); мазохистский характер создает реактивное образование, т. е. прямую противоположность: манию самоуничижения, чтобы не выделяться. У него отсутствует важнейшая часть нарциссического каркаса генитального характера: умение проявлять себя и выделяться.

Мазохистский характер в силу изложенных причин не может взять на себя ведущей роли, но тем не менее обычно создает грандиозные фантазии о герое. Его настоящая личность, его Я, вследствие анальной фиксации закреплено в пассивности, кроме того, из-за торможения эксгибиционизма изменено в духе мании самоуничижения. Этой структуре Я противостоит фаллический, активный Я-идеал, который не может достичь реализации, так как Я структурировано противоположным образом [52] . Следствием этого вновь является невыносимое напряжение, которое добавляется в качестве еще одного источника чувства страдания и тем самым подпитывает мазохистский процесс. Образ спешащего вперед офицера воспроизводит этот Я-идеал, которого нужно стыдиться, который нужно скрывать, так как Я (войско) за ним не следует – и не может этого сделать.