Майк встал и разделся до трусов. Мэг считала, что ее брат боялся женитьбы только потому, что брак их родителей был ужасным. Но она ошибалась. Ведь своих родителей Майк едва помнил. Было несколько скудных воспоминаний о семейном пикнике на озере и о родителях, обнимающихся на диване. Кроме того – о матери, рыдавшей на кухне. И еще он помнил тяжелый старинный телефонный аппарат, которым запустили однажды прямо в экран телевизора.

Нет, дело было вовсе не в воспоминаниях о семейной жизни родителей. Просто Майк ни разу не полюбил женщину настолько, чтобы захотелось провести остаток жизни именно с ней. И он не считал это проблемой.

Откинув одеяло, Майк лег на прохладные простыни. Второй раз за минувшие сутки он подумал о Мэдди Дюпре и тихо засмеялся, лежа в темноте. Умная чертовка! Но он никогда не считал ум недостатком у особ противоположного пола. Ему даже нравились женщины, ни в чем не уступавшие мужчинам. Такие женщины умели отдавать не меньше, чем брать, и не цеплялись за мужчину, который якобы должен о них заботиться (в отличие от обычных баб, которые вечно в чем-то нуждались, обожали поплакать или закатить сцену. У которых настроение как маятник – туда-сюда, туда-сюда).

Повернувшись на бок, Майк взглянул на часы. Он ставил будильник на десять утра, чтобы провести несколько часов в безмятежном сне. К несчастью, сон его был нарушен.

Звонок телефона выдернул его из глубокого сна. Майк открыл глаза и сощурился – постель заливал яркий солнечный свет. Он взглянул на определитель номера и потянулся за трубкой.

– Черт бы тебя побрал! – рявкнул он, стягивая одеяло с груди. – Я же не разрешаю тебе звонить раньше десяти, если нет крайней необходимости.

– Мама на работе, а мне нужны фейерверки, – сообщил племянник.

– В половине девятого утра? – Майк сел и провел ладонью по волосам. – Твоя нянька с тобой?

– Да. Завтра Четвертое июля, а у меня нет фейерверков.

– И до тебя это дошло только сейчас? – Тут что-то крылось. Если дело касалось Трэвиса, тут всегда что-то крылось. – Почему мама не купила тебе фейерверки? – Воцарилось долгое молчание, и тогда Майк добавил: – Можешь сказать правду, потому что я все равно спрошу у Мэг.

– Она сказала, что я грязно ругаюсь.

Майк встал с постели, и его ноги утонули в толстом ворсе бежевого ковра. Он пошел к комоду. Казалось, он страшился задать очередной вопрос. Но все же спросил:

– Почему?

– Ну… она снова приготовила мясную запеканку. Она же знает – я ее ненавижу!

Что ж, за это ребенка винить никак нельзя. Увы, женщины семейства Хеннесси обожали готовить эту дрянь. Майк выдвинул ящик комода и пробурчал:

– Ну и что же ты сказал?

– Что запеканка на вкус как дерьмо. И еще я сказал, что ты думаешь точно так же.

Майк помолчал, извлекая из ящика белую футболку. Взглянув на свое отражение в зеркале над комодом, спросил:

– Ты так и сказал – слово на букву «д»?

– Ага. А она сказала, что у меня не будет фейерверков. Но ты же все время говоришь слово на букву «д»…

Что правда, то правда. Перебросив футболку через плечо, Майк нагнулся, чтобы лучше рассмотреть воспаленные покрасневшие глаза.

– Мы уже говорили о словах, которые мне можно говорить, а тебе нельзя.

– Знаю. Но у меня просто с языка сорвалось.

– Нужно следить за тем, что срывается с твоего языка.

Трэвис вздохнул:

– Знаю. Я сказал «извини», хотя на самом деле мне нисколько не было жаль. Просто я сказал так, как ты велел говорить девчонкам. Даже самым глупым. Даже, если я прав, а они нет.

Майк невольно вздохнул. Его наставление звучало несколько иначе.

– И что же тебе сказала Мэг? – Майк вытащил из комода пару джинсов «Ливайс». К сожалению, он не мог поступать вопреки действиям сестры. Но, с другой стороны, мальчика не следовало наказывать за то, что он сказал правду.

– Я ведь уже говорил… Она сказала, что не будет фейерверков.

– Я не могу купить тебе фейерверки, если мама сказала «нет». Но постараюсь что-нибудь придумать.

Часом позже Майк сунул пакет с фейерверками за водительское кресло своего грузовичка. В киоске безопасных товаров на парковке при супермаркете хозяйственных товаров «Хэнди Мэн» он купил упаковку обычных фейерверков, а также несколько бенгальских огней и «змей». Купил он их вовсе не для Трэвиса. Он отнесет их к Луи Аллегрецца, на барбекю, который тот устраивал по случаю Дня независимости. Вот и выход из положения. Сын Луи, Пит Аллегрецца, был приятелем Трэвиса, и Мэг давно уже дала согласие на то, чтобы Трэвис также пошел на барбекю – при условии хорошего поведения. Барбекю назначили на завтра, и, по расчетам Майка, Трэвис способен был вести себя прилично еще один день.