–  Спрашиваю: не хочешь славы моей?
– уж опаляя огнём, яростно крикнул Юрий.

Но Редегин, точно не он это высек искру, от которой зашёлся в бешенстве Юрий, глядел спокойно.

–  Не славы твоей не хочу, Юрий Данилович, а себе бесчестия.

–  Али ты не бесчестный отступник, коли бежишь от меня?

–  Боярин я - и сам волен князя себе избирать, - пожал плечами Редегин.

–  Вон как! Может, на Тверь перекинешься?

–  Может, и в Тверь уйду. Того пока не решил, - не опуская глаз перед Юрием, сказал Редегин и вновь усмехнулся: - Одно теперь верно знаю: тебе служить более не хочу!

–  Когда решил?

–  Да ить давно думал, князь, а вот сейчас и решил!

–  Ан вовремя ты угадал!
– зло ощерился Юрий.

–  Прости, князь, а не могу я тебе служить! Говорил же: не корысти, а чести в службе ищу!
– напомнил Редегин и вдруг с нежданной горячностью воскликнул: - Остановись, Юрич! Локти будешь после кусать! Мало ли тебе чести в своей земле?!

Так некогда, в детстве, когда в Антониевом монастыре вместе мыкались, осторожный и богобоязненный Костя отговаривал Юрия от какого-нибудь озорства. Хоть редко, ан случалось тогда, слушал княжич Редегина. Да ведь давно это было, а ныне не озорство безгрешное, святотатство анафемское взошло в сердце князя, альбо остановишь его словами?

Но Костя в последней надежде пытался в дверь достучаться, хоть и знал уже, что дом пустой:

–  Юрич, сам-то взгляни: по Руси как тати бежим, следы хвостом заметаем, разве так-то в своей земле можно вокняжиться? Ить не ныне, так после возненавидят Москву-то! Эх, Юрич, и иное тебе скажу: это ведь не сам ты в Орду бежишь - Ванька-чёрт тебя шлёт! Али ты не ведаешь его хитрости? Тебе война с дядей, ему - Москва! Тебе поле дикое, ему - слава!

–  Молчи, Костя!

–  Да что ж молчать-то, ить дитю ясно: перед Богом не соперник ты Михаилу! Не про то ли тебе нынче митрополит Максим баял?

–  Молчи!

–  А я и ещё скажу: коли и Бог от Руси глаза отведёт, так ить все одно не сдюжишь ты перед Тверью!

–  Молчи!

–  А коли и сдюжишь, так и сам помысли: кой князь ты над Русью встанешь? Не пасут воры скот!

–  А-а-а! Вором меня кличешь?!!
– задыхаясь от чёрной, нестерпимой ненависти, подпёршей к горлу точно блевотина, прохрипел Юрий.

–  Дак не вор ты, пока не украл! Откажись от воровства, Юрич!

–  Язык проглоти!

И в самом деле, как осёкся, умолк Редегин. Иными, потухшими глазами взглянул на князя, все прочитал в них, все понял.

–  Убить меня хочешь?
– изумлённо, так дети спрашивают о том, чего не бывает на свете, спросил, и слабая, неуверенная улыбка тронула его губы: «Неужто убьёшь меня, Юрич?»

«Убью!» - глазами ответил Юрий.

Он знал, что убьёт Редегина. Давно про то знал. Может быть, с той самой битвы под Переяславлем-Рязанским и знал. Если не ранее… Всегда уж больно близок ему был Костя Редегин и гем мешал. Вечно в самый затылок за хребтиной дышал, вечно глазами своими иконными да словечками оплетными шаги окорачивал! Знать, пришла пора и расстаться! Да вот только что-то рука никак не поднимется на окаянное душегубство, ухватившие рукоять кривой и короткой татарской сабельки пальцы будто судорогой свело. Да то ещё худо, что первая самая ярая злоба отхлынула. Спокоен стал Юрий. Ан, знать, без гнева, по одной надобе убивать-то тяжельше?

«Али нет на то моей воли? Ведь не я - сам того захотел!» - для нового гнева травил себя Юрий. Однако не было гнева, была лишь холодная ясность необходимости сделать и этот шаг: переступить через труп того, кто когда-то был действительно близок и дорог.

–  Не за что тебе, Юрий, меня убивать, - улыбаясь все той же неуверенной, какой-то детской улыбкой, которая теперь на его лице выглядела жалко и неуместно, пожал плечами Редегин. Кажется, до сих пор он не верил, что Юрий сможет его убить.

–  Али тебя отпустить?
– улыбнулся и Юрий. Но лучше б не улыбался. То была не улыбка, а волчья ощера. Позднее та волчья ощера вошла у князя в обыкновение, и редко кому удавалось выжить из тех, кого Юрий Данилович той улыбкой одаривал.

–  Я верно тебе служил, я… - начал было Редегин.

–  Ан измена-то верностью у Редегиных почитается?
– язвительно оборвал его Юрий.

И за дорожной пылью было видно, как от обиды вспыхнуло редегинское лицо.

–  Я тебе не изменщик, знаешь! Но и не холоп у тебя! Боярин я!
– крикнул он и оглянулся на подоспевших дружинников, сошедшихся вокруг них с Юрием тесным кольцом.

И хоть были среди них и его, редегинские, боярчата, но не на кого и не на что было ему уповать. Кто ж посмеет перечить князю?

Молча, угрюмо глядели дружинники. Кто глаза отводил, а кто и злорадствовал: давно уж многие из них - всяк за своё, но более-то всего как раз за боярское чистоплюйство, недолюбливали Константина. И то сказать, не их стаи птица был Котя Редегин.

–  Али оттого, что, боярин, я тебе измену должен просить?
– холодно усмехнулся Юрий.

–  А всё же не вправе ты, - покачал головой Редегин.
– Вольно к тебе пришёл, вольно и ухожу! Прощай, князь, и прости, коли в чём виноват.
– Костя поклонился, повернулся, тобы идти, и здесь до дрожи, до пота на лбу Юрий испугался, что Редегин вот так просто и в самом деле уйдёт! «Неужто нет на то моей воли?»