Из бассейна тело Зои попадало в руки слепых массажистов: Понежившись на ложе, она отдала себя в руки рабынь. Её причёсывали и натирали розовыми благовонными маслами, одевали, завязывали тесёмки сандалий.

Нарушая привычный уклад, рабыня доложила:

–  Препозит Михаил ждёт тебя, несравненная.

Брови Зои приподнялись в недоумении. Что привело к ней препозита? Она заторопила рабынь, вышла в зал. Увидев её, препозит повалился на колени, красная хламида [122] растопырилась колоколом.

–  О несравненная, я прах у ног твоих.
– Он приложил к груди руки, заглянул в глаза Зои. Они смотрели на препозита с любопытством и насмешкой. Но теперь уже ничто не могло остановить Михаила.
– О коварстве паракимомена Иоанна поведаю тебе, - снова заговорил он. Лицо Зои потемнело, глаза сузились.
– Иоанн от базилевса утаил письмо катапана Клавдия. И ещё грех великий замыслил паракимомен, - Михаил отшатнулся, затряс головой.
– Нет, нет, язык мой не смеет выговорить, что замыслил Иоанн.

–  Ты скажешь, что затаил паракимомен, - зло прошептала Зоя и наклонилась к стоявшему на коленях препозиту.
– А может, длинные языки нашептали в твои большие уши лишнее?

–  Несравненная, паракимомен ищет твоей смерти, - выкрикнул Михаил, и его лоб покрылся испариной.
– Яд для того держит.

–  Истинные ли твои слова?
– Зоя выпрямилась, - Повторишь ли ты их базилевсу?

–  Да, несравненная, язык мой не извергает ложь. Если нет в моих словах истины, пусть я приму смерть.

–  Тогда поднимись, препозит, и следуй за мной.

Поцеловав край её одежды, Михаил встал с колен, направился за Зоей. Открытой галереей они прошли в библиотеку. Василий был один. Он листал толстую книгу в кожаном, отделанном драгоценными камнями переплёте, а рядом на высоком столике из красного дерева лежал лист пергамента и стояла чернильница с лебединым пером. Базилевс работал. В такую минуту никто не смел нарушать его мысли. Препозит распростёрся ниц, вздрогнул от голоса базилевса:

–  Что привело тебя, Михаил, сюда в этот час.

Страх сковал препозита, слова комом застряли в горле, но тут услышал он спасительный голос Зои:

–  Единственный, пусть твой гнев обратится на паракимомена Иоанна, по чьей вине мы нарушили твои священный распорядок.

–  В чём виноват Иоанн?
– базилевс нахмурился, носком ноги пнул препозита.
– Открой свои уста, Михаил, и поведай мне!

–  О божественный, - препозит поднял голову.
– Н пыль, которую ты отряхиваешь со своих ног! Недостойный раб твой паракимомен Иоанн утаил от тебя папирус катапана Клавдия. Херсонесский катапан уведомлял тебя о тмутороканском архонте Мстиславе.

–  Откуда стало известно тебе, Михаил, о письме Клавдия?
– недоверчиво спросил Василий.

–  Посланец катапана привёз тот папирус мне. Я же вручил его паракимомену…

–  Единственный, - снова заговорила Зоя, Иоан Славин. Не кажется ли тебе, что, скрыв письмо Клавдия, паракимомен служит тем архонту русов?

Василий задумался. Зоя повернулась к всё ещё стоявшему на коленях Михаилу:

–  Скажи, препозит, что ещё известно тебе.

–  О божественный, злобная ненависть к несравненной помутила разум Иоанна.

Базилевс шагнул к двери, крикнул:

Бряцая оружием, вбежали солдаты императорской гвардии, телохранители базилевса застыли у порога, Василий бросил коротко:

–  Ступайте к паракимомену Иоанну, именем императора в темницу его!

Солдаты поспешили исполнить приказание повелителя. На губах Зои мелькнула и скрылась злорадная улыбка.

Базилевс обернулся к препозиту:

–  Что писал катапан Клавдий об архонте Мстиславе.

–  Катапан остерегается архонта русов, божественный. Разгромив каганат, Мстислав может осадить Херсонес.

Василий поднял руку, дав знак препозиту умолкнуть:

–  Иди, Михаил, я позову тебя, когда в том будет нужда.

В темнице мрак и сырость. На замшелых стенах слезится вода. За железной дверью гулко отдаются шаги караульных. В этом каменном мешке паракимомен Иоанн потерял счёт времени. Как узнаешь, день ли, ночь ли на дворе? Паракимомен лежит на подстилке из сена, и мысли его мечутся затравленным зверем. Именем базилевса заточили Иоанна в темницу. Жизнь и смерть, благость и страдания - на всё воля базилевса! Это известно паракимомену, и он смирился со своей судьбой. Но Иоанн не ведает за собой вины. Так чьих же козней не остерёгся он и какую смерть примет: забьют ли насмерть палками или вольют в горло расплавленный металл, а может, ослепят и направят на глухой остров или оставят навечно в темнице?