Шрифт:
Недолго раздумывал Анисим, вошёл в кабак. Со света темно. Постоял у порога, пока глаза свыклись.
В кабацкой избе пусто. Сидит один мужик, цыгановатый, кудри смоляные, борода подстриженная, а напротив него баба-кабатчица, мордастая, ядрёная.
Глянул мужик на Анисима, пальцем поманил:
– Ходи сюда!
Не стал Анисим дожидаться второго приглашения, уселся на лавку рядом с мужиком. Тот кивнул бабе:
– Налей-ка щец и каши сыпни, да не скупись, вели полну миску. Я платить буду. Аль не видишь, изголодал малый.
И пока кабатчица ставила на стол глиняную миску с горячими щами, мужик выспрашивал у Анисима:
– Откель бредёшь и как зовут?
Глазища у мужика чёрные, жгут Анисима насквозь.
– С-под Москвы я, а именем Аниська. А ты откуда родом?
– А меня, коли хошь, кличь Фролкой, боле тебе знать ничего не надобно.
И, ожёгши Анисима глазищами, закончил прибауткой:
– Зовут зовуткой, летаю, молодец Аниська, соколом, не уткой.
– И подморгнул.
– Рано знать всё хочешь.
Не стал Анисим в расспросы лезть. Не хочет сказывать - и не надо.
Дождался Фролка, пока Анисим насытится, из-за стола поднялся, волос поправил.
– Хошь, Аниська, со мной? Возьму.
Из Звенигорода ушли вдвоём. Новый товарищ у Анисима весёлый; шапочка набекрень, рубаха с портами новые, на ногах сапоги, не лапти. Шагает себе Фролка бойко, насвистывает. Анисиму не скучно. В душе решил: не отстану от него. Куда Фролка, туда и его, Анисима, путь.
Удивляется Анисим, везде у Фролки знакомые выискивались, и в Звенигороде, и в деревнях, что по пути миновали. Гадает Анисим, какие слова Фролка сказывает мужикам, отведёт одного, другого в сторону, пошепчется с ними и снова идёт, насвистывает. Полюбопытствовал, а тот отрезал:
– Жуй, Анисим, пирог с грибами да держи язык за зубами.
Кто знает, куда бы привёл Фролка Анисима, не случись дорогой лиха…
Беда нагрянула нежданно, от Звенигорода недалеко и отойти успели, вёрст двадцать. Размоталась у Анисима обора лаптя, присел на обочине, бечёвку затянул, встал, притопнул и насторожился. В кустах вроде слабый стон раздался. Прислушался. Так и есть, стонет кто-то. Фролка с Анисимом ветки раздвинули, увидели, лежит человек. Анисим всмотрелся и обомлел, узнал.
– Фролка, так это же князя Курбского челядинец.
– Неужто?
– Мне ли не знать, когда от него палки довелось испробовать. Его князь Семён в Литву с собой забрал. И как он тут очутился?
– Ладно, чего теперь гадать, берись, к дороге вынесем, перевяжем.
Вдвоём они подняли челядинца, вытащили из кустов. Фролка рубаху на раненом разорвал, припал ухом к груди и тут же поднял голову.
– Не дышит. Ножом били.
Из-за пазухи убитого вытащили пергаментный свиток.
– Гляди, никак грамота, - удивился Фролка и взглянул на Анисима.
– Ты в письменах разбираешься? Жаль. Коли б умел, прочли, о чём тут написано.
По дороге зацокали копыта. Оглянулся Анисим - рядом дружинники. На Фролку глаза перевёл, а того уже нет рядом, бежит к лесу, кричит на ходу Анисиму:
– Ти-кай!
Побежал Анисим следом, да разве от верхового уйдёшь. Налетел дружинник, саблей грозит:
– Ну-тко, ещё побежишь - срублю.
Подъехали остальные дружинники. Обомлел Анисим, поперёк седла у одного лежит окровавленный Фролка. Дружинники меж собой переговариваются:
– Коли б ещё маленько, и укрылся в лесу. Ан стрела догнала.
– Помер?
– Дышит.
– К боярину-воеводе доставим. Не иначе тати. И человека сгубили.
Старший дозора слез с коня, поднял грамоту, произнёс:
– А тати не все. Третий, вишь, коня у убитого взял. Видать, ускакал, нас завидев.
И долго вертел в руках пергаментный свиток, разглядывал печать на тесёмке. Наконец промолвил:
– Важное письмо вёз гонец, по печати смекаю. Ко всему, и тайное, ибо одному доверено.
Вскочив в седло, старший дозора прикрикнул:
– Гайда!
– и хлестнул коня.
Для сыска и дознания Фролку и Анисима из Звенигорода привезли в Москву, кинули в темницу, что под каменными стенами Кремля.
В темнице мрак, сыро и холодно. Анисим рубаху скинул, укрыл Фролку. Сам в одних портках присел рядышком.
– Не надобно, - рассмеялся тот.
– Скоро нам с тобой жарко будет. Аль запамятовал, в пыточную поволокут.