Хотя Генри было не по себе, он вышел на Главную улицу Миллинокета с твердым намерением поскорее найти Санборна и Чэя.

Он решил, что лучше всего начать поиски с соседних улиц. К этому решению его самым непосредственным образом подтолкнуло то, что некоторые члены секции ударных из оркестра Миллинокетской средней школы до сих пор бродили туда-сюда, заглядывая за повороты и в успевшие открыться магазины.

Поэтому Генри нырнул в первый попавшийся переулок, прошел пару кварталов, а потом двинулся примерно в ту сторону, где оставил пикап. Чернуха наконец очистила морду от всей розовой ваты и туго натягивала ремень, очень огорченная тем, что ей приходится гулять на поводке, когда вокруг столько серых белок, которые залезают на деревья и смеются над ней с веток. Но Генри не собирался искать новые приключения на свою голову.

Пока они с Чернухой обозревали коллекцию Таддеуса Бакстера, день раскалился еще сильнее. Все листья на кленах обвисли, и было видно, как дрожит воздух над асфальтом. Время от времени Генри попадались на глаза люди со складными стульчиками под мышкой – они возвращались с демонстрации. Кто-то сидел на веранде в кресле-качалке и обмахивался веером. Кто-то разжигал жаровню для барбекю. На лужайках работали оросители. Праздничные флаги повисли, как кленовые листья. Кто-то слушал по радио старые шлягеры. Мимо проехал велосипедист с красно-бело-синими лентами на спицах.

Генри прошел пять или шесть кварталов, а затем повернул обратно к Главной улице. Он подходил к ней очень медленно, озираясь по сторонам. Убедившись, что поблизости нет членов уличного оркестра, он вышел на улицу и зашагал дальше. Солнце залило все вокруг ослепительной глянцевой белизной. Мостовая, тротуары и магазины так сверкали, что Генри приходилось прикрывать глаза ладонью. Поэтому первой Санборна и Чэя увидела Чернуха, а Генри заметил их только после того, как она до предела натянула ремень.

– По-моему, это называется драпануть, – сказал Санборн.

– Я не драпанул. Я побежал ловить Чернуху.

– Ты видел, что мотор перегрелся?

– И что я должен был делать?

– Ты видел, что нам пришлось остановиться?

– Я понял, что вам пришлось остановиться, потому что вслед за вами пришлось остановиться всей демонстрации.

– Да, Генри. Мы остановили всю демонстрацию. Нельзя ехать с перегретым мотором.

– Поэтому все встали.

– И поэтому в Миллинокете трудно найти человека, который питал бы к нам дружеские чувства.

– Мне очень грустно. А где пикап?

– Так-так… где же пикап? Ах да! После того, как нам пришлось выйти и толкать его, мы одолели, если не ошибаюсь, всего четыре квартала. А может, пять. Потом мы свернули вон туда, направо, чтобы не мешать движению, и толкали его еще квартал, прежде чем нашли место, где можно было его оставить. И знаешь, Генри, – если ты взглянешь на эту улицу, то увидишь, что отсюда она в основном идет в гору. И, между прочим, довольно круто, тебе не кажется?

– Так вот почему на вас рюкзаки! Потому что вы смекнули, что если их надеть, то пикап станет легче. Неплохо, Санборн!

– Нет-нет, мой друг, оставивший нас толкать пикап в одиночку, это неверно. Я несу свой рюкзак, а Чэй несет твой, потому что пикап Чэя не запирается. Если честно, он вообще не помнит, чтобы когда-нибудь видел ключ, который подходил бы хоть к одной дверце.

Чэй пожал плечами.

– И вот мы ходим по всему Миллинокету в поисках товарища, который нас бросил, и открытого автомагазина, где можно было бы купить галлон охлаждающей жидкости, и в надежде на то, что магазин отыщется первым и это позволит нам бросить товарища, который бросил нас.

Они нашли нужный магазин в квартале от Главной улицы, и – о чудо! – он оказался открыт. Санборн потребовал, чтобы Генри пошел и заплатил за охлаждающую жидкость, а сам остался на тротуаре с Чернухой. Когда Генри вышел с канистрой, на противоположном тротуаре, внимательно наблюдая за ними, стояли трое членов оркестра Миллинокетской средней школы.

– Наверно, они любят собак, – сказал Санборн и помахал им.

– Думаю, дело не в этом, – сказал Генри.

Внезапно трое членов оркестра повернулись, бросились бежать, оглядываясь на Чэя, Санборна и Генри – и на Чернуху, – и быстро исчезли в ближайшем переулке.

– Думаю, нам лучше уйти, – сказал Генри.

Они пошли по Главной улице назад. Генри нес канистру с охлаждающей жидкостью. Солнце палило им в спину, и Генри чувствовал, как у него обгорает шея. Он потер ее, когда они свернули за угол в улочку, где стоял их пикап.

– Надо где-нибудь перекусить, – сказал Санборн.

– Не надо, – сказал Генри.

– Кто назначил тебя ответственным за питание?

Чэй шел чуть впереди их.

– Если ты не хочешь, чтобы на тебя накинулась вся секция ударных из уличного оркестра, а это может произойти в любую минуту, нам надо убраться отсюда как можно скорее.