— Куда?

— У меня почти не было денег — пара сотен долларов, и все. Я сняла комнату в жуткой развалюхе, именовавшейся отелем, в Западном Голливуде. Считала, что мне пора самой зарабатывать себе на жизнь. — Она криво усмехнулась. — И вот, представь себе меня тогда: двадцать два года от роду, комплекс по поводу отца, который надо изживать, и необходимость чем-то заняться! Зарабатывать на кусок хлеба! Естественно, все мои воздушные планы рухнули один за другим, и все, что мне осталось, — это сидеть в проклятой развалюхе и рыдать дни и ночи напролет.

— Но потом что-то произошло? — подтолкнул я.

— Это случилось в пятницу вечером. У меня оставалось три бакса, а в понедельник предстояло платить за комнату. Я бы бросилась в реку, только где ты возьмешь реку в Западном Голливуде? И тут под мою дверь просунулась сложенная газета, сложенная так, чтобы нужное объявление первым попалось на глаза, но, если я плохо умею читать, его в придачу обвели чернилами. Звучало оно примерно так: «Хороший заработок! Приглашаются привлекательные девушки без предрассудков для участия в киносъемках. Специальной подготовки не требуется. Позвоните Бонни…» Дальше ты знаешь.

— И ты позвонила Бонни? — спросил я.

— На следующее утро я явилась к ней сама. Она сказала, что, по ее мнению, я прекрасно подойду, но что надо сначала поговорить с продюсером. Мы отправились в гараж, и она представила меня этому непризнанному гению Дэнни Бриджсу. Он тоже счел, что я прекрасно подойду, и предложил начать в тот же день. Они платили пятьдесят баксов наличными в день. Так почему бы и нет, решила я. Мы начали со статических фотографий. — Она покусала нижнюю губу. — Знаешь, как объезжают лошадей? Мало-помалу ломается сопротивление. Сначала снимаешься в нижнем белье в позе засохшего бутерброда. Потом то же самое нагишом. Потом тебе говорят: а как насчет ввести в кадр еще кого-нибудь? Для оживления? А как насчет того, чтобы ты и Бонни…

— Понятно, — кивнул я. — А потом и кино, да?

— Мне уже стало все равно, — свирепо произнесла она. — Я твердила себе, что в этом виноват мой папочка. Если ему наплевать, что со мной, то и мне тоже наплевать! В конце концов я даже начала получать от этого удовольствие. Ты видел фильм, где мы с Бонни…

— Твой отец показывал его мне, — перебил я.

Она медленно покраснела и отвернулась.

— Не понимаю, какого черта я краснею! Я делала и похуже. Но тебе ведь все равно, правда? В конце концов я… ну… не такая. По-моему, две девушки вместе — это на самом деле ноль. Но поскольку это значило пару лишних сотен… Поверь, для меня они оказались совсем не лишними.

— А как в твоей жизни появился Вилсон?

— Он пришел однажды в студию. Дэнни познакомил нас и намекнул мне, чтобы я вела себя с ним поласковее, потому что Вилсон — человек денежный. Я и вела себя с ним поласковей. Я столько раз занималась этим с совсем незнакомыми мужиками просто ради куска хлеба, что плюс еще один — какая разница? Просто ради подстраховки.

— Кто послал этот фильм твоему отцу?

— Не знаю, — задумчиво покачала она головой. — Может, Билл? Может, поэтому он заставил меня остричь волосы и носить этот паршивый парик?

— Когда? — быстро спросил я.

— Пару дней назад. Он почему-то встревожился. Сказал, что какой-то идиот прислал моему отцу пленку и что теперь заварится большая каша. Тогда же он предложил этот парик и велел называть себя Бонни Адамс, если кто-нибудь станет спрашивать Маризу Варгас. Он счел, что это собьет всех с толку, пока он не приищет мне местечко, чтобы переждать.

— Так зачем же ты повезла меня домой, когда он отлупил меня вчера?

Она коротко усмехнулась.

— Флоренс Найтингейл из порнофильмов! Мне стало просто интересно выдавать себя за другую, рассказывать о себе в третьем лице.

— И не только, — заметил я. — Тебе не терпелось рассказать мне про Трисию Камерон.

— Для смеха, — фыркнула она.

— За какие-то двадцать восемь часов меня дважды избили, я нашел и снова потерял мертвое тело, а уж сколько раз меня обдурили — и сосчитать нельзя. Но ввиду моего выдающегося упорства мне удалось выявить три вещи: ты — Мариза Варгас; Бонни Адамс — девушка, убитая на чердаке, а Трисия Камерон исчезла четыре месяца назад. Ты рассказывала мне о ней не для смеха, Мариза! Пожалуйста, не морочь мне голову больше, а то я за себя не отвечаю!

Она изящно выгнула бровь.

— И что же ты сделаешь?

— Ударю тебя в живот, — рявкнул я. — Туда же, куда и Вилсон, только еще сильнее!

— Ах ты, ублюдок! — с чувством произнесла она. — О’кей! Только рассказывать-то больше нечего. Я соврала тебе, что со мной снималась Трисия, но теперь ты знаешь, что это Бонни Адамс. А раз я назвалась Бонни Адамс — то…

— Не важно! — оборвал я. — Рассказывай о настоящей Трисии Камерон.

— Дэнни горел желанием состряпать еще один шедевр со мной и Бонни, что-то вроде второй серии, — начала она. — Мы как раз собирались начать, когда заявился Билл Вилсон и привел с собой девушку примерно моего возраста. Ярко-рыжие волосы, пронзительные глаза. Хорошая фигура. Билл с Дэнни долго шушукались, а я тем временем познакомилась с девушкой. Она сказала, что ее зовут Трисией Камерон. И еще она очень нервничала, поскольку ничем таким раньше не занималась, и папаша ее убьет, если узнает. Бонни завела свою привычную успокоительную бодягу насчет того, что никто ничего никогда не узнает и что надо просто правильно ко всему относиться. У меня сложилось впечатление, что эта Камерон действительно не хотела сниматься, но не знала, как ей теперь отказаться. — Мариза покусала ноготь большого пальца. — Либо не знала, либо не могла.