– Пока что мы молодцы, – непринужденно заметил Макс, поправляя шикарный серый пиджак.

Я дернулась было, да так и застыла с бокалом шампанского в руке. Хваленый самоконтроль вышел весь. Я искренне улыбалась шуткам Марии, искренне смущалась от очередного приступа самоедства, накатившего на Хосеу… Но честнее и прозрачнее всего целовала бриллиант на правой руке, когда оставалась одна. Куда падать ниже – не имею понятия.

Два раза звонила из ванной Гере, два раза напарывалась на автоответчик, потом наконец получила сообщение, цитировавшее одну известную дома песню, что-то там про побег от реальности и потерю счета дням. Выходные, он имел право. Эсэмэс подошло бы и к моей ситуации, да только я ни на мгновение не переставала отсчитывать секунды, летящие в пропасть. Все старинные часы модернизированного поместья стали моим личным проклятьем, никак не желая остановиться или хотя бы помедлить мгновение. Не помогала и прекрасная вечеринка в саду, на которой собралась куча родственников и друзей дурацких Лопесов. Сплошная золотая молодежь, увешанная кольцами Cartier, серьгами Carrera y Carrera – естественно, должен же кто-то поддерживать отечественного производителя – и длинными цепями Van Cleef and Arpels (господи, как же мы в в пятнадцать лет хохотали над стариком Ван Клифом и чертовыми позерами, носящими его часы за восемьдесят штук фунтов, хотя сами были не лучше, испорченные детишки, наряженные в джинсы Citizes of Humanity и псевдобунтарские майки Dolce&Gabbana).

– Ты, я вижу, не в духе, – чуть приподнял бровь Макс, заговорщически улыбаясь, и профланировал куда-то за шампанским.

Я проводила его спину долгим взглядом и представила, как буду смотреть в нее завтра с утра. Когда мы вернемся в Москву и – о да, какое счастье, заезжать домой не нужно – сдадим кольца в ближайшем бутике (отец, конечно, сказал все оставить, но что я, совсем не в себе?), а потом побежим в разные стороны. И я оглянусь, а он – нет. Ему давно пора к Рите, ведь у нее будет ребенок. Его ребенок.

– А вы, надо полагать, госпожа Розен?

Я вздрогнула и подняла голову. Надо мной с довольно приветливой миной склонился симпатичный молодой человек. В голове сразу защелкали ноли с единицами. Причем не в денежном эквиваленте, а как у робота. Два состояния. Ноль или единица. Конденсатор. Двоичный код. Вот и чудно, значит, прихожу в норму.

Тридцать пять, не женат, сам занимается бизнесом, не типичный испанец, да еще акцент; полукровка, как и я. Безукоризненная, немного скучная классика, которая стоит дороже всех костюмов, что я успела повидать до этой минуты. Добрые глаза. Отличная стрижка, и волосы, надо сказать, шикарные – в тридцать пять-то лет. Немного не вяжется с образом то, что подошел знакомиться, зная, что я замужем и, предположительно, счастлива. Или, может, в тот момент я уже поглядывала на часы, изнывая от мысли о том, что все скоро закончится, и он сделал неправильные выводы?

– Розен-Гамова. – Я протянула руку, и незнакомец, поцеловав тыльную сторону ладони, произнес:

– Деметрио.

На мой вкус, звучало слишком по-гречески. Но тут вернулся Макс, выразительно посмотрел на незваного собеседника и собственнически обнял меня за плечи. Плечи в очередной раз были голые и от прикосновения едва не отвалились.

– Минутку, – попросил Макс и бесцеремонно куда-то меня повлек.

Я повернула голову и обворожительно улыбнулась Деметрио, печально уставившемуся в бокал. Деметрио просиял.

– Макс, – раздраженно начала я, но тот вдруг притянул меня к себе и, кажется, поцеловал. Я не была уверена поначалу, потом совсем уж перестала осознавать, потом, поняв, что эти несколько мгновений и были всем, что у меня когда-либо будет, решительно уперлась руками в его грудь.

– Это – что – такое – происходит?

Он не ответил, просто посмотрел на меня затравленно.

Моим внутренним конденсаторам – как хорошо, что они наконец-то встали на свое законное место – хватило толку не поднимать скандала немедленно. Они велели улыбнуться и провести рукой по волосам Макса. В конце концов, вокруг были люди.

– Я не устраиваю сцены сейчас, Максим. Но, поверь мне, она будет завтра. И завтра она будет такой, что ты пожалеешь, что родился на свет. Думаешь, спал на диване в одной комнате со мной – и теперь все можно?

– Время… истекает.

Я замерла, пораженная, и тут из динамиков, изящно разбросанных по лужайке, словно в подтверждение слов Макса и издевку надо мной, понеслись Muse, «Time Is Running Out» [9] .

– Танец? – спросила я, просто чтобы спросить.

Макс кивнул и, светски улыбаясь, произнес:

– Мне тут звонила Арлинова. – Подхватил, закружил, унес в вихре телодвижений. – Спрашивала, что случилось со стимпанком.

Только этого не хватало. Хотя, с другой стороны, работа? Может быть, мне просто нужна работа?

Глядя на Макса, впрочем, хотелось писать роман про бесстрашного деконструктора реальностей, всегда работавшего в одиночку и так ни на ком и не женившегося.

Тоже дело ведь. Первый роман помог мне пережить совсем невыносимое время: ни друзей, ни парня, ни денег, к которым я привыкла.

– Слушай, Макс, а ты когда-нибудь сталкивался с тем, что говоришь на родном языке, все прекрасно, но не понимаешь половины того, что тебе сказали?

– Да нет, – он нахмурился. – Стоп. Поэтому твои «Мальчики» таким слогом написаны?

Чертова профессия. Обо всем догадался в мгновение ока.

– Перестань звать роман «Мальчиками». – Я надменно поджала губы. – Что там Арлинова и что там со стимпанком?

Макс излишне сильно закрутил меня в танце. Хотелось брякнуть что-нибудь про кольцевую композицию, но я не стала.