Шрифт:
— Почему? — настойчиво спросила Отэмн.
Она посмотрела на меня, и я с удивлением заметил, что роговицы ее глаз почернели от злости.
Иглен встал и обошел кровать, увеличивая расстояние и количество мебели, отделявшей его от Отэмн.
— Потому что Виолетта должна найти письмо покойной королевы, она должна оказаться на волосок от смерти, и Каспар должен от нее отвернуться, ведь иногда человеку нужно потерять то, что у него есть, чтобы осознать, что у него есть. Понимаете? Вы покинете измерение, ваш король пришлет своих людей как можно позже — и вуаля! Мы лишь совсем немного вмешались в судьбу. Так я это видел.
— Вы все это видели? Но ведь это важнее, чем то, что видела Отэмн! Почему же вы не сказали раньше? — закричала моя тетя из угла комнаты. — Ну что ты будешь делать с этими провидцами!
Иглен пожал плечами.
— Э-э, должно быть, для пущего драматизма… Я буду наслаждаться своим могуществом, пока эта малышка не начнет обгонять меня на каждом повороте. — Он указал на Отэмн и, смеясь, забросил бороду на плечо. — Ничего нельзя планировать на голодный желудок, поэтому позвольте мне вернуться в родное измерение, где меня ждет порция четвертой отрицательной.
Он направился к выходу, оставив пораженных Сейдж, но Отэмн крикнула ему в спину:
— Вы больше не можете мной командовать!
Он остановился и, не оборачиваясь, сказал:
— Я — нет. А вот судьба может.
И заковылял прочь.
Прошло еще несколько часов, прежде чем семья и врачи оставили меня наедине с Отэмн. Задержалась только служанка, которая наводила порядок в многочисленных букетах и подарках, которые были доставлены в Барратор из дома Отэмн. Мы хотели привезти и ее родителей, но они отказались. Даже лежащая в коме дочь не могла заставить их находиться в одном доме с Атенеа.
— Как хорошо цветы смотрятся в этой комнате, здесь так много света, — заметила Отэмн, проводя руками по одеялу и расправляя его. — Убедитесь, что за ними хорошо ухаживают, — сказала она служанке. — Я хотела бы забрать их в Атенеа.
Я не решился признаться, что ее комната оставалась единственной, в которой еще было уютно. Весь остальной дом был завален коробками и чехлами для мебели, которую заклятиями отправляли на хранение.
Когда служанка сделала реверанс и вышла, я придвинул свой стул ближе к кровати.
— Кажется, с тобой все в порядке… — осторожно начал я.
Она на меня не смотрела.
— Конечно. С чего мне быть не в порядке?
— Ты — Героиня, и три дня назад ты пыталась покончить с собой, — медленно проговорил я, на секунду засомневавшись, помнит ли она об этом.
— Это была ошибка, — парировала она.
— О-ошибка? — успел произнести я, прежде чем забраться на кровать. — Ошибка — это обвинять людей в том, чего они не могут контролировать, например по ошибке насылают проклятье. Добровольно отдать свою энергию человеку после того, как тебе сказали, что это самоубийство? Это не ошибка, и ты не можешь все исправить, просто извинившись.
Она скрестила руки на груди.
— Но я правда сожалею.
Я закрыл лицо руками.
— Ты невероятно упряма!
— А ты жутко властный. И что хуже?
— Неважно. Ты пойдешь к психологу, как только мы вернемся домой.
— Ха! — Она шлепком убрала мои руки от лица. — Вот видишь? Властный! Ты все время отчитываешь меня или говоришь, что мне делать. Может, я этого не хочу.
Я уперся руками в подушку по обеим сторонам ее лица.
— Зато меня ты хочешь. Тебя глаза выдают.
— Мне не нужен парень, который постоянно указывает, что мне делать.
— Теперь ты Героиня, и скоро все об этом узнают. Я понимаю, что твоя жизнь изменится, я же не идиот, — грустно признался я. — Я боюсь, сможешь ли ты справиться с переменами. Я справляюсь с этим, контролируя каждый свой шаг. Такой вот, можно сказать, мини-король.
Я негромко засмеялся, она тоже улыбнулась. Ни для кого не было секретом, что в моем случае яблочко совсем недалеко упало от яблони.
Она потянулась ко мне, обхватила мое лицо ладонями и провела большим пальцем по шрамам. Она внимательно вглядывалась, пытаясь разглядеть в моих чертах что-то, чего я не мог увидеть в ее лице.
— Теперь мы в руках судьбы.
Отэмн наклонилась и поцеловала меня. Ее потрескавшиеся губы отдавали мускатной тыквой, которую она с аппетитом съела раньше.
Поцелуй был коротким и целомудренным, но по моему телу все равно прокатилась волна желания. И ощущение это было, пожалуй, слишком сильным, слишком приятным. Меня тревожило то, что я готов был контролировать ее, хранить под стеклом, как украшение, только бы быть с ней.
Я не должен этого чувствовать. Не должен так к ней относиться!